По ухабистой, оледенелой мостовой непрерывным потоком шли «эмки», ЗИСы и колонны грузовых машин, а ближе к тротуарам вереница гужевого транспорта — телеги на колесах и сани–розвальни. Пахло бензином, сеном и парным духом лошадиного пота.

Орлов, в расстегнутой оленьей куртке со «шмайссером» на шее, остановил «эмку». Рядом с водителем–сержантом сидел грузный майор с интендантскими знаками различия. Он что–то стал говорить Орлову. По мере разговора недовольное лицо майора светлело. Юра махнул нам рукой, и мы втиснулись в машину, которая, на наше счастье, шла на аэродром Майор, развернувшись к нам, заговорил:

— Рад оказать услугу прославленным полярникам. До войны много о вас читал. Вот жаль, земли Гарриса вы не нашли, но она есть, есть! Я верю в нее и уверен, после войны вы ее найдете!

Переглянувшись, мы незаметно улыбнулись.

— Почему вы так уверены, что земля Гарриса существует? — спросил я.

— А куда же она денется? Гаррис — серьезный ученый, он не мог ошибиться в своих расчетах! У нас в части был ваш летчик, Герой Советского Союза Маврикий Трофимович Слепнев, читал нам лекцию о завоевании Северного полюса и «полюса недоступности» Так знаете — объявили воздушную тревогу, никто в бомбоубежище не ушел! Прослушали до конца, да еще вопросы более часа задавали.

— Слепнев челюскинцев спасал А еще раньше нашел погибшего американского летчика Бена Эйельсена и его бортмеханика Тома Бортланда и отвез их тела в Фербенкс на Аляску, — ответил Орлов.

— А вы были на полюсе?

— Были, оба были. Папанинцев высаживали. Машина еле плелась в хвосте общего потока. Гололед создавал пробки, приходилось часто останавливаться, водители переругивались, но помогали друг другу, когда тот или иной автомобиль выбрасывало в заснеженный кювет

Только в десять мы прибыли на аэродром. Поблагодарив майора, мы попрощались с ним и поторопились на командный пункт. И вдруг, как гром среди ясного неба. Мы опоздали! Москва уже не могла принять наш самолет. И это в то время, когда в Кремле уже готовились к встрече дипломатов. Но за тот час, на который мы опоздали, погода резко изменилась и рисковать жизнью членов дипломатической миссии было нельзя.

В школу вернулись поздно. Дважды пересаживались с машины на машину. На душе было погано от чувства, что вылет, судя по всему очень важный, сорвали мы сами. Расплата не страшила: штрафбат — это все же фронт, но невыполненное задание больно било по самолюбию.

На следующее утро тяжелые шаги по коридору и резкий стук в дверь насторожил нас. Вошел Хмельницкий и с ним два лейтенанта с автоматами в руках. Мы невольно встали, Кекушев толкнул меня в бок, проговорил:

— Действие второе, картина первая! Арест! — Сухо ответив на наше приветствие, Хмельницкий отчеканил:

— По личному распоряжению товарища Сталина, за срыв полета с дипломатами союзников объявить: командиру самолета капитану Орлову десять суток ареста на гауптвахте, штурману первого класса майору Аккуратову домашний арест — десять суток!

Смягчив голос, Хмельницкий добавил:

— Прошу оружие сдать… — и, тяжело вздохнув, опустился на парту.

Орлов снял пояс с пистолетом, передал его подскочившему лейтенанту. Уходя, тихо сказал:

— Постарайтесь Васильеву отправить с аэрофлотским экипажем. Берегите самолет и готовьтесь к боевой работе. До встречи!

Замыкаемые двумя автоматчиками, они вышли. В коридоре затихли тяжелые шаги.

— Братцы, что же это получается! — ошарашенно Вертя головой, заговорил Кекушев. — Что же это?! А! Скорее нас причислят к лику святых угодников, нежели мы попадем на фронт!..

— Ладно, Николай, отставить! — оборвал его Сергей Наместников. — Ты видел, от кого приказ? Как бы эти десять дней не растянулись!

— Не каркай, «клёш» задумчивый, — фыркнул тот. — А вот при чем здесь Сталин? Ты понимаешь, что–нибудь? — обратился он ко мне.

— Очевидно, встреча важная. Молотов доложил, что самолет не вылетел вовремя за–за разгильдяйства экипажа.

Пришла Васильева, взволнованная, напуганная:

— Встретила у подъезда Орлова. Почему к машине его вели под конвоем? Что случилось? Это, наверное, из–за меня? Ужасно, что же делать?

— Успокойтесь. Орлов получил десять суток гауптвахты. А сейчас поедемте на аэродром, отправим вас в Москву, — сказал Кекушев.

— Но как же без Орлова?

— Вы полетите на другом самолете, — сухо ответил Наместников.

— Тогда до свидания. — Васильева нерешительно протянула мне руку.

— Попутного ветра и счастливого полета!

— Орлову передайте мои извинения и самые хорошие пожелания. Не думала, что принесу вам столько неприятностей.

Они вышли. Оставшись один, я бездумно бродил по классу, потом подошел к окну и, приложив лоб к обледенелым стеклам, долго стоял, словно в трансе.

Под вечер с аэродрома вернулись ребята. Васильеву они отправили с самолетом Аэрофлота, а также узнали, что дипломатическая миссия уже улетела. На душе было муторно и тоскливо, хотя Сергей и пытался создать видимость хорошего настроения, насвистывая песенку «Мальбрук в поход собрался ” и тем самым намекая на наше положение. Арест создал непредвиденную обстановку в бытовом отношении. Аттестатов на питание мы не имели, в полетах питались на аэродромах в летных столовых. Если ты летал, то тебе руководитель полетов выдавал талоны на питание. Но теперь мы не летали, и нам таких талонов не выдавали. В городских столовых также кормили по карточкам, которых мы не имели. На самолете был небольшой запас продуктов на случай вынужденной посадки. Мы долго спорили, вскрывать этот цинковый, запаянный ящик или нет. Вскрытие требовало составления акта и заверения его подписями и печатями аэродромного командования. Являясь по положению старшим в экипаже, я дал команду доставить ящик в школу и вскрыть.