— И вы способны хладнокровно меня убить? — возмутился Касуабан.

— Ага, если это хоть как-то поможет спасти планету, — кивнул сержант, — и даже глазом не моргну.

— Прекрати, Пазаний, — отрезал Уриил. — Мы никого расстреливать не станем. Речь идет о правосудии, но не об отмщении. Мы остановим Сильвана Тайера, а потом все трое предстанут перед судом за военные преступления.

Уриил помедлил, его посетила неожиданная мысль, и он повернулся к Леодегарию:

— А безопасно ли держать Барбадена и Тогандиса в дворцовой тюрьме? Мертвяки их там не достанут?

— Нет, я воздвиг над ними купола эгиды, — ответил Серый Рыцарь. — Никаким силам варпа до них не дотянуться.

У Уриила было еще великое множество вопросов, но тут Леодегарий поднял руку и произнес:

— Мы на месте.

— И как там снаружи?

— Плохо.

Невзирая на тот факт, что его запихали в клетку где-то в катакомбах под имперским дворцом, Шейво Тогандис пребывал в куда более умиротворенном настроении, нежели когда-либо за последние десять лет. Груз вины если и не исчез совсем, то хотя бы стал куда меньше давить на его плечи после того, как правда о Зоне Поражения вышла наружу.

В круглом тюремном зале было довольно прохладно, и впервые за долгое время кардинал не обливался потом. Хотя с него и сорвали церемониальные одежды, но собственное исподнее ему пришлось оставить, поскольку на толстяка не налезла бы никакая тюремная роба.

Он опустился на колени, повернувшись к безликой башне надзирателей, возвышающейся в центре круга, и принялся читать молебен, разгоняющий пустоту в его сознании, порожденную страхом перед разоблачением.

— Думаешь, тебе помогут молитвы? — спросил Лито Барбаден из соседней клетки.

Тогандис довел до конца чтение сакрального текста и только тогда повернул лицо к человеку, жившему в его ночных кошмарах все последнее десятилетие. Глядя на него теперь, кардинал и сам уже не понимал, почему так долго его боялся. Быть может, Лито Барбаден и был монстром в душе, но телом оставался человеком. Не слишком сильным, не слишком умным — самым обыкновенным.

Таким же, как сам кардинал.

И именно это делало их преступление еще более ужасающим.

Кто мог ожидать, что подобные отвратительные поступки способны совершить такие вот ничем не примечательные люди?

Казалось само собой разумеющимся, что уничтожение столь многих жизней могло быть учинено лишь крылатым огнедышащим демоном или ордой кровожадных орков.

Но нет, все это было совершенно руками самых простых мужчин и женщин.

Они сделали это, и близость расплаты принесла бывшему кардиналу некоторое облегчение.

— Полагаю, Лито, помолиться не помешает в любом случае, — отозвался он. — Нам всем предстоит рассчитаться за то, что мы сделали, и мне хотелось бы вначале примириться хотя бы с Императором.

— Они сколько угодно могут разыгрывать этот фарс с испытаниями, но я ни за что не стану каяться. От меня им ничего не добиться.

— Даже сейчас, когда все выплыло наружу, ты так и не понял, что мы совершили ошибку?

— Конечно же нет, — отрезал Барбаден.

— Ты и в самом деле запутался, Лито, — произнес Тогандис, покачав головой. — Я всегда знал, что ты опасный человек, но до этой минуты даже и не представлял насколько.

— О чем это ты там бормочешь?

— У тебя черное сердце, Лито, — продолжал кардинал. — Ты стал средоточием преследующего нас зла, ты с готовностью направишь нас совершать любые гнусности, да еще и с улыбками на лицах. В сердце каждого из нас есть нерушимый барьер, проводящий черту между добром и злом… у всех, но не у тебя. Не знаю, как так вышло, но ты просто лишен этих понятий и думаешь лишь о результатах.

Слова одно за другим срывались с уст Тогандиса, неожиданно для себя ощутившего катарсис.

Договорив, он прикрыл глаза и улыбнулся, почувствовав слабый, но вполне отчетливый запах паленого мяса.

— Они идут, Лито.

Тогандис повернул голову и посмотрел за решетку, откуда доносились встревоженные крики других заключенных.

Посреди зала собиралась мерцающая дымка, словно одна из труб вдруг лопнула и начала подавать в тюрьму горячий пар. Но Тогандис прекрасно понимал, что дело совсем в другом, и улыбался, наблюдая, как туман принимает очертания трепещущих призрачных фигур.

Вначале из мерцающего тумана выступила совсем юная девочка в почерневшем тлеющем платье. Ее плоть сильно обгорела и сползала с костей неровными лоскутами.

За девочкой последовали и другие — мужчины, женщины, дети. Они продолжали прибывать, пока весь тюремный зал не заполнился ожившими мертвецами.

Они перемещались так, словно их переносил легкий сквозняк, приближаясь к клеткам. Тогандис ожидал с некоторым облегчением, осознавая, что теперь ни ему, ни Лито Барбадену уже не придется предстать перед судом.