Говорят, Фицджеральдам необыкновенно везло с детьми: если имя деда склоняли на все лады, то уже о его отце мало кто слышал.

Об Элиасе тоже мало кто имел достоверные сведения. Тщательнее всего он оберегал секрет своего дня рождения: терпеть не мог поздравительные открытки.

И уж точно пока никто не мог похвастаться, что застал его врасплох. Вот и сейчас Элиас оказался одним из немногих, кто был готов к произошедшему.

Толчок — такой, что все попадали на пол. На ногах не устоял даже предусмотрительный Элиас: он схватился за край стола, стаскивая скатерть. Зазвенели, падая на пол, стаканы и серебряная посуда. Стаканы сразу же выдали свою нестеклянную природу: они не разбились, хоть звучали, как настоящие.

После этого всякое движение перестало ощущаться.

Элиас выпрямился. Все двадцать с лишним посетителей вагона-ресторана начали подниматься и встряхиваться, переговариваясь раздраженно или испуганно.

Только один лысый старик в углу вылез из-под стола и продолжил спокойно есть картошку-фри с говяжьими медальонами.

Соседка Элиаса — дама с обнаженными плечами — встала, стряхнув с себя листик салата, и спросила:

— Мы остановились?

— Нет, — ответил Элиас.

Пейзаж за окнами пропал совершенно. Вместо него над светлыми занавесками со стилизованным осьминогом и девизом «Perpetuum Mobile» потянулись смазанные бело-серые полосы.

— Это что? — слабым голосом спросил мужчина в костюме-тройке и извлек из кобур два кольта. — Это как?

— Мы набрали скорость, — спокойно ответил Элиас, на всякий случай ударяя мужчину ребром ладони по шее и придерживая обмякшее тело. — Не нервничайте, отдохните.

Один пистолет Фицджеральд выхватил из опускающейся руки, другой — перехватил у самого пола. Не самый простой трюк, особенно если не отрепетирован.

— Попрошу пока никого не доставать оружия, — проговорил Элиас как можно более мягко и убедительно. — Как видите, пока нам никто не угрожает.

Дама с голыми плечами смачно выругалась.

В этот момент в окно что-то тяжело ударилось. Пластик продавился каплей и лопнул, словно мыльный пузырь. В вагон-ресторан ногами вперед влетела хромированная киборг-дива.

— Скажи мне пожалуйста, ну и чего ты добился в жизни? — спросил седовласый человек. Он расхаживал вокруг Колдуэла Патела, все расширяя круги — да и при этом еще умудрялся не наступить в медленно расплывавшуюся по полу лужу крови. Стены кабины пропали; все виделось мутно, плыло в сером снеговом тумане, и седому вполне хватало места расхаживать.

Поезд, натужно гудя, несся во тьму.

— У меня счет в банке…

— Твоя жена не сможет обналичить эти деньги, — безразлично проговорил седой. — Она ведь так и не выучилась читать. Шишки из «Октопуса» ее обманут.

Колдуэл испытал мимолетное злорадство — с супругой последние несколько лет их не связывало ничего, кроме взаимной неприязни.

Он бы обрадовался сильнее, но его мутило.

— Я стал машинистом. Это было нелегко.

— Знаю, — безразлично ответил седовласый. — Теперь твой поезд несется без управления. Зачем ты обманул киборга? Погеройствовать хотел?

— Я не геройствовал! — огрызнулся Пател. Седовласый его бесил. — Я все честно сделал, как она велела! Понятия не имею, чего поезд взбесился…

— Значит, такой был код, — хмыкнул седой. — Наверняка она и сама не знала. А остальное… Кабина попыталась подчинить ее себе, и тут киборг сбежала через люк на крышу. Очень интересно! Вероятно, она когда-то была деталью поезда, вот в критической ситуации состав решил вернуть свое.

Собеседник Патела уже отошел далеко; голос его был слышен смутно, а на седых волосах иногда вспыхивал свет, шедший непонятно откуда.

— Ну ладно, пусть ее, киборга. Ты-то в целом доволен?

— Ни хера, — честно признался Колдуэл. — Я хотел еще пожить. И еще я бы не стал жениться.

— Это ты молодец, — в голосе седовласого звучало одобрение. — Только менять уже поздно. Поздравляю, Кол! Ты — пятый машинист Поезда, погибший на своем посту. Я был четвертым. И долго же мне пришлось ждать…

— Я все-таки не умираю до конца?

— Нет, что ты. Умираешь. Но нам таки приходится выполнять долг и после смерти. Такой уж контракт. У осьминогов тоже есть свои хозяева, а они так просто не отпускают. Советую в следующий раз вербоваться к «Тиграм».

— А Терн? Его же тоже убили…

— А он не дослужился. Не повезло. Или повезло? Короче, сам решишь.

Рассудок Дина вернулся с изнанки мира почти сразу, равно как и слух. Однако о зрении и прочих чувствах этого сказать было нельзя. Он видел только темноту.

«Они убили Дэйва, — понял Дин. — Если бы Дэйв был жив, он бы не отпустил меня во тьму».

Возможно, он даже ослеп насовсем. Это было бы хорошо.

Миг — и темноту разорвали голоса, огромные и гулкие. Они звучали все одновременно, разрастаясь из лиловых карликов до белых великанов, потом умолкали снова, истаивали полосками зеленого света, и это каждый раз было так грустно… Дин решил слушать очень внимательно, потому что теперь он остался один. Нельзя рассчитывать, что ему помогут думать.