– Грунский.

– Да, Грунский… Он со своим мешком уже вышел из машины.

– О мешке ты нам ничего не сказал.

– Наверно, забыл, да вы и не спрашивали. При нем был такой грубый, грязный мешок, и на дне его что–то стучало.

– Как стучало?

– Не знаю, как сказать. Не очень громко. Не так, как железо или детали. Скорее всего там были инструменты. Он же печник.

Мы с Иваром переглянулись.

– Я отпер дверь и загнал машину в гараж… То есть – в большое помещение. Хозяина еще нет, сказал я, вам придется немного подождать, мне надо мотать обратно в Ригу.

– А Грунский?

– Ничего. Сказал, что погуляет, осмотрится. Я попрощался и пошел берегом речушки.

– За сколько минут можно дойти до поселка Игавниеки? – спрашивает Саша.

– Если быстро идти… До шоссе минут двадцать и там еще минут пять. Я на автобусную остановку никогда не хожу, я «голосую» и всегда доезжаю быстрее. Грузовые берут охотно, если в кабине есть место. Особенно те, которые ездят в дальние рейсы.

– Уточним, молодой человек, – говорит Вилманис. Спички в зубах уже нет, и пышные черные усы делают его лицо суровым. – Ты загнал машину в большое помещение и оставил. А дверь?

– Дверь я прикрыл, но не запер. Винарт сказал, чтоб я не запирал.

– И больше ничего ни ты Грунскому, ни он тебе не сказал?

– Он спросил только, где глина, я ответил, что не знаю, пусть посмотрит сам или спросит хозяина, когда тот вернется. «Да, да», – он ответил. Мол, прогуляется и посмотрит сам.

«Что же такое увидел Грунский, из–за чего Винарт отправил его на тот свет?»

– Когда ты поставил машину, в большом помещении все было как обычно? Ничего не изменилось? Расскажи, как выглядит это помещение, я что–то плохо представляю себе. Чтобы мне не упасть в обморок от удивления, когда мы туда войдем.

Илгонис Алп пожимает плечами.

– Ничего особенного там нет… Большое. Очень большое помещение с высоким потолком. Глинобитный пол, стены из тесаного камня. Оконца маленькие, и под самым потолком, так что рукой не достать, есть электричество. В потолок вмурованы крючки, и Винарт закрепил на них блоки, чтобы можно было поднять машину и удобно работать.

– Сколько времени у вас уходило на разборку?

– Много. Иногда даже полдня. Но обычно я не участвовал. Винарт сам разбирал и раскладывал по ящикам. Он очень аккуратный.

– Уточним еще раз, молодой человек, – Вилманис зашевелил черными усами. – Насколько я понял, большое помещение выглядит как гараж. Там есть полки и слесарный стол с тисками, ящики для деталей карбюратора и ящики для коробок передач, а к стенам прислонены стекла, двери, брызговики и разные детали из жести.

– В большом помещении Винарт ничего не оставляет. В доме есть две комнаты поменьше: в одной хранятся детали, а в другой можно переночевать.

– Значит, ни столов, ни стульев, ни… А кузова? Или то, что остается от кузовов?

– Я не знаю, может, он увозит их куда–нибудь в лес и бросает там. Да почти ничего и не остается, если аккуратно разрезать автогеном. Большое помещение Винарт задумал перестроить под зал для гостей, а за перегородкой – сауну. В одном конце помещения есть дымоход. Но пока что там голые стены. Пара табуреток и стол в углу – больше ничего.

Саша ловко взбирается на выступ стены и начинает искать щель в досках, сквозь которую можно было бы наблюдать за двором. Находит, пытается ее расширить. И вдруг падает навзничь в сено, как мальчишка:

– Какое душистое! Вам не понять этого, жалкие горожане!

– Слезай, время не ждет, – с упреком говорит Вилманис. – Будем сейчас искать или приедем утром?

– Надо возвращаться к машине, – Саша спрыгивает с выступа. – Тут все равно нам больше делать нечего. – И слегка подмигивает мне: нужно переговорить с глазу на глаз.

Когда гуськом возвращаемся по старым следам, мы оба тащимся в хвосте.

– Я хотел бы остаться, если не возражаешь… – говорит Саша. – Зароюсь в сено по самую шею и через щель буду наблюдать за хутором. В Игавниеки есть телеграф, он работает круглосуточно, значит, смогу позвонить. Двадцать пять минут – и я дозваниваюсь до вспомогательных сил. На его совести много всего: надо схватить с поличным! Если он работает с таким размахом, как рассказывал малыш Алпик, то он либо совсем ослеп от жадности, либо думает, что застрахован от провала – отпираться будет долго и упорно. И это касается не только нас с Вилманисом. Грунского ведь нашли не здесь, а в Риге. К тому же прошло много времени, выпал снежок – попробуй докажи!

– Я думаю о знаменитом выражении Шефа – в кино все сложно, в жизни – просто. Какие только версии мы не перебрали. А видишь, как все банально оказалось – Винарт хочет сложить камин и приглашает Грунского на халтуру. Пока хозяина нет дома, печник всюду сует нос. И замечает что–то, что ему не следовало замечать. Но Грунский думает иначе, наглости ему не занимать, он всегда заставлял других заботиться о его благополучии. Такой своего не упустит. Однако на сей раз случай оказывается для него роковым.