— Смерть остужала кровь! — понял Айрапетян. — Я бы за шашни зарезал.

— Горячий человек! — рассмеялся Маленький.

— Не мешайте! — нетерпеливо прервал их Рудин. — Интересно!

И все замолчали, давая возможность Кузину продолжить повесть своей жизни.

— Этот грузин, бабник, сукин кот, — продолжил Кузин, — предложил этой красотке — а красива она была как богиня, что есть, то не отнимешь, — предложил он ей жить с ним, а старика бросить. Директор фабрики тоже был не первой свежести и знал, чем купить красотку. Деньги она любила как черт! А муж хоть ей ни в чем не отказывал, но на руки давал лишь на мелкие расходы. А на них не разгуляешься, не пошикуешь с мальчиками — мальчики нынче тоже дорого стоят. И сукин кот все это прекрасно знал, в одном котле мы все варились. И положил ей на голое пузо полмиллиона…

— Так мало? — презрительно протянул Айрапетян.

Кузин даже оторопел поначалу. Потом сообразил, что его неправильно поняли.

— Долларов, естественно! — пояснил он.

— Во, дают! — восхитился Сойкин. — Буржуи недорезанные.

— Не «недорезанные», Сойкин! — поправил его Айрапетян. — Новорожденные!

— Будет вам! — взмолился Рудин. — Дайте дорассказать.

— Вот это да! — отреагировал запоздало Великанов. — И что? Взяла?

— Этой стерве полмиллиона оказалось мало, — продолжил Кузин. — Забрала она все, что смогла, у старого мужа и переехала к сукиному сыну.

— И муж ее не убил? — ахнул Айрапетян.

— Старый муж пошел и всех сдал! — вздохнул Кузин. — Сам через месяц умер во внутренней тюрьме.

— А красотка? — поинтересовался Великанов.

— Осталась у разбитого корыта. Все конфисковали, — вздохнул Кузин.

— Суда-то не было! — не поверил Великанов. — Закона нет такого: конфисковывать!

— Наивняк! — опять вздохнул Кузин. — У нас все решается на небесах, а суд только печать ставит.

— А как же без решения суда… — восставал Великанов.

— Когда будет решение суда, то конфисковывать будет нечего! — заметил Рудин. Думаешь, мы одни быстро чистим квартиры? Родственники это делают еще быстрее. Они знают, где лежит ценное, а нам еще искать надо.

— Это точно! — согласился Айрапетян.

— На бабах все и горят! — вздохнул Рудин, думая о своем.

— Не хвастайся ворованным! — поддел его Айрапетян. — Больше нечем хвастать?

— Да ладно тебе! — обиделся Рудин.

Со стуком открылась кормушка, и родной голос надзирателя крикнул:

— Завтрак!

— Что сегодня? — ерничал Хрусталев. — Яичница с беконом?

— Можешь из своих соорудить! — мрачно осадил его вертухай. — Они тебе долго не понадобятся.

— Это еще как сказать! — не сдавался Хрусталев. — Сладеньких и в зоне много.

Вертухай промолчал, очевидно, считая ниже своего достоинства разговаривать с Хрусталевым. Невзлюбил он его.

Хрусталев первый получил порцию каши, черный хлеб и сахар для чая.

«Как в страшном сне! — подумал он, глядя на полученный паек. — Раньше и не подозревал, что это можно есть. А теперь даже аппетит вызывает».

И, сев за стол, умял все с молниеносной быстротой.

Великанов удержал Кузина от стремления встать в очередь за завтраком.

— Да ну ее, эту кашу! Я еще в детстве терпеть ее не мог! Никто не знает, когда нас дернут на суд. Побалуем желудок!

Кузин не возражал. И они стали сооружать себе бутерброды.

Дверь в камеру вновь отворилась. Появившийся в дверях Григорьев весело заявил сокамерникам:

— Кофе везут! Я — первый, за мной Великанов и Кузин.

— «Арабика» или «Колумбия»? — спросил Хрусталев, испытывавший жажду.

— «Ячменика» с «Желудюмбией»! — огрызнулся Григорьев недоброжелательно. — Фифти-фифти! Половина на половину! Устраивает?

— Ну, если так на так! Я за Кузиным…

Великанов помахал Григорьеву рукой, а Кузин крикнул:

— Григорьев, иди к нам! Как там карцер?

Григорьев подошел к приятелям.

— Врагу не пожелаю! Холодный, как могила.

— Сейчас согреешься бурдой, — посочувствовал Кузин, — а Великанов угостит тебя бутербродом с сырокопченой колбаской.

— У-у! — понял Григорьев. — Полная амнистия от жены?

Хрусталев, уже успевший сесть «орлом» на толчок, крикнул оттуда:

— На Руси всегда жалели юродивых да кандальников.

— Чего ворчишь? Запор, что ли? — лениво переругивался Великанов.

— В голове у него запор! — проворчал Григорьев.

Хрусталев услышал, как ни странно, а может, наобум крикнул:

— Поумнее некоторых!

Кузин презрительно посмотрел на Хрусталева.

— Мерзавец! Люди едят, а этот «орлом» взлетел.

— А у меня соль без запаха! — ответил весело Хрусталев.