Шрифт:
«Пора», — глубоко внутри, куда не смог бы проникнуть и сам глава Конвента, прозвучал приказ.
— Шу! — позвал он, заглядывая ей в глаза. — Ты знаешь, зачем я приехал в Суард.
Она кивнула и пожала плечами, мол, кто ж этого не знает.
— И ты знаешь, что кое-что для меня изменилось. Погоди. — Он поднял руку. — Да, я люблю тебя, но… шис.
Он тяжело сглотнул. Рассказывать о Печати не то что не хотелось — проще было сдохнуть, чем признаться в том, что он никогда не сможет быть ей мужем и любовником.
— Дайм, я тоже люблю тебя, — улыбнулась Шуалейда и пожала плечами. — Все прочее не так важно.
— Иди сюда.
Пожелав Конвенту провалиться в Ургаш, он поймал её за руки, притянул к себе и коснулся губами её губ. Глоток расплавленного олова ослепил, выбил дыхание — и боль пропала, сменившись… Дайм не успел понять, чем: Шуалейда отшатнулась. Её страх и вина захлестнули его с головой.
— Прости, — шепнула она, пряча взгляд. — Я не знала, что будет так.
Мгновенье Дайм не мог понять, почему она винит себя, но образ умирающих зургов расставил все по местам.
— Ты не темная, любовь моя. Это моя вина, то есть не моя…
Дайм погладил её по голове, зарылся рукой в волосы на затылке и заставил её поднять взгляд. Он хотел продолжить, объяснить, но слова застряли в горле. До темноты в глазах хотелось снова поцеловать её и убедиться: не больно!
— Но почему?..
Она не успела спросить, как Дайм закрыл ей рот поцелуем. Снова боль, короткая, как молния — и…
Дайм пил свой первый настоящий поцелуй с женщиной и не мог напиться. Все мысли вылетели из головы, оставив лишь острое наслаждение и жажду. Руки сами собой скользили по шелковым плечам, спуская платье, вытаскивали из волос шпильки, притискивали её ближе, еще ближе… Пока вдруг не стало мокро и холодно, а рядом не раздался разноголосый мелодичный смех.
— Что за?.. — Дайм обернулся, загораживая Шуалейду собой.
Удар серебристого хвоста по воде, щедрые холодные брызги и разноголосый смех ответили ему. За спиной рассмеялась Шу:
— Русалки, помилуй Светлая, настоящие русалки!
Синеволосая дева высунулась из-за коряги, что-то кинула в них и с плеском ушла в воду. Дайм поймал аккуратно срезанный лотос, обернулся к Шуалейде.
Растрепанная, полураздетая, в сиреневых и незабудковых вихрях… моя! Моя сумрачная колдунья, обманувшая Печать.
Она улыбнулась сыто и довольно, соглашаясь: твоя.
Только смех и плеск за спиной помешали ему снова притянуть её к себе и проверить глубину заблуждений Парьена и Тхемши, уверенных в том, что Печать невозможно обойти.
— Ты так прекрасна, — шепнул Дайм, вплетая в волосы Шу лотос и прислушиваясь к себе. Печать действовала. Женщина по-прежнему была для него статуей из раскаленного металла. Но он не успевал почувствовать боли: Шуалейда поглощала её, преобразуя в энергию и оставляя ему лишь наслаждение. Правда, последний слой Печати не могла обойти даже сумрачная магия: если кто и лишит Шуалейду девственности, это будет не Дайм. Но, насмешливые боги, он не смел надеяться даже на поцелуи без боли. — Ты уже увидела, да?
— Для меня это слишком сложно, Дайм. — Шу провела ладонью по его руке, тоже прислушиваясь к потокам, и заглянула ему в глаза. — Тебе точно не больно?
— Я бастард, Шу. Пес, чья верность — цепь. — Он пожал плечами. — Печать Верности. Два слоя-плетения, добавленные специально для меня Пауком Тхемши и Его Светлостью Парьеном. Мне больно касаться женщины, любой женщины. И я никогда не смогу быть тебе мужем и любовником. Трону не нужны лишние претенденты.
— Никогда? — переспросила она.
Сполохи восторга и надежды в её ауре угасли, сменившись разочарованием и тоской. Та же тоска взяла за горло и Дайма: миг счастья оказался слишком короток, а откровенность — слишком дорога. Как всегда.
— Прости, любовь моя. — Дайм отступил. — Я не должен был.
— Нет. — Шуалейда шагнула к нему, положила руки ему на плечи и привстала на цыпочки. — Я люблю тебя. Мне не важно, что я никогда не стану тебе женой, Дайм! Все равно мне не выйти замуж за равного, я же темная.
Её ложь сияла слаще любой правды. Она сама почти верила, что да, остаться девственной и незамужней — неважно.
Не дав Шу договорить, Дайм подхватил её на руки.
— Не темная, а сумрачная. Тебе вкусно? — шепнул ей в губы.
Она вспыхнула смущением, обвила его за шею и ответила:
— Вкусно. Так нельзя, я знаю. Но…
— Можно. — Он поцеловал её и опустил в траву. — Все можно.
«А ты, дорогой папочка, можешь провалиться в Ургаш вместе со своим Конвентом!» — подумал он, отбрасывая камзол куда-то в сторону русалок.
435 год, 4 день Каштана. Суард.