Эхаданус выходит из дворца после утреннего доклада Королю о текущих государственных делах. Мысли его мрачны и тревога гложет душу. Накануне вечером к нему явились Ревекка и Эдмунд и выложили все начистоту. Осторожный в словах и делах, он взял время на размышление. Вдруг он слышит за спиной чьи–то поспешные шаги. Эхаданус оборачивается. Перед ним стоит богато одетый мужчина. «Кажется, он мне знаком. Это придворный ювелир. И, я думаю, он придерживается моей веры,” — мелькнуло в голове у Первого министра. «Мне необходимо поговорить с тобой, почтенный господин!» — взволнованно произнес человек.

Ювелир ошеломил Эхадануса страшным известием: готов заговор против Короля. Он был приглашен в дом к одному из королевских сановников, чтобы обсудить с его женой заказ на брильянтовое колье. Ожидая в приемной, он случайно услышал за соседними дверями голос сановника и другие знакомые голоса. Забыв об осторожности, заговорщики говорили слишком громко. Тут ювелира пригласили в покои богатой заказчицы, и никто не узнал, что он стал случайным свидетелем тайной встречи. Оправившись от потрясения, Эхаданус обнял и расцеловал своего осведомителя, и, не желая напрасно терять ни минуты, бросился назад во дворец предупредить Короля о нависшей над ним смертельной опасности.

Король ликвидировал заговор молниеносно и беспощадно. И суток не прошло, а уж мертвые тела вчерашних заговорщиков украшали виселицы на площади перед дворцом. Ивилдор поздравил Короля с раскрытием заговора и благословил его на справедливую кару злоумышленникам. «Заговорщики редко пожинают плоды своих заговоров», — процедил он сквозь зубы, пристально глядя на Короля. Оставшись наедине с Эхаданусом, Король благодарил его со слезами на глазах. Он сказал своему спасителю, что один из изменников под пыткой признался, что вдохновил заговор сам Ивилдор. Но рука Короля не простирается на Высшего жреца. Ивилдор предостерег Короля, что если тот не отступится от своих намерений, то он прибегнет к крайней мере, и тогда со всех амвонов зазвучит призыв к черни защитить правильную веру, и поднимется общая смута, и Король будет свергнут своим собственным народом.

Видя печаль на лице Первого министра, Король сказал ему: «Ты спас мне жизнь, Эхаданус, и можешь требовать какую хочешь награду.» В ответ Эхаданус откровенно рассказал своему господину историю Ревекки и Эдмунда. Король задумался. Наконец он сказал: «Я думаю, Ивилдору известна твоя тайна и он не допустит этого брака в Северной стране. Молодым необходимо покинуть ее пределы. Мой дорогой Эхаданус! Я знаю, в жизни твоей нет ничего дороже Ревекки и ее счастья. Расстаться с дочерью для тебя равносильно смерти. Ты спас меня, и я обещал тебе любую награду. Я иду на самую большую жертву, какую только могу принести: я готов лишиться своего мудрейшего советника и спасителя. Я отпускаю тебя с Ревеккой и Эдмундом. Прикажи готовить корабль и сам назначь срок отплытия.»

Эхаданус покинул королевские покои и вернулся в свой дом. Погрузился в раздумья. Жизнь и карьера. Сладкая власть над людьми и огромное богатство. «Моя Ревекка, я не могу потерять тебя. Ни за что на свете не расстанусь с тобой!» — с этой мылью заснул Первый министр.

Наутро Эхаданус явился к Королю и объявил ему свое решение: «Мой господин, молодые пусть едут, а я остаюсь с тобой.» Изумление на лице Короля сменилось радостью. «Я, кажется, понимаю твой выбор», — сказал Король пожимая Эхаданусу руку, а про себя подумал: «Кто хочет съесть ядро, должен разбить орех.»

На пристани собралась толпа провожающих. Король, его брат, придворные, молодые рыцари, друзья Эдмунда и юные девицы, подруги Ревекки. В стороне виднелась фигура Эхадануса. Корабль отплывал. Эхаданус смотрел в сторону моря, пока не скрылся за горизонтом сияющий белый парус. Повернулся и двинулся навстречу блеклым белым колоннам в тени огромного дома, почти равного по красоте и роскоши королевскому дворцу.

Жил себе в еврейском местечке бедняк хасид по имени Иосиф. Хоть и молод еще был, но обременен семьей. Да–да, именно обременен. В тягость ему слушать жалобы жены и плач ребятишек. Ремесло сапожное ему наскучило. Заработки грошовые, и постыло и немило ему сидеть от зари до зари в полутемной каморке и стучать молотком, и колоть шилом, и тянуть дратву. Хоть кого из соседей или товарищей его хасидов спросите — всякий скажет: «Наш Иосиф ни красив, ни богат, ни умен. Ничего в нем примечательного.» А еще сочувствуют жене и детишкам: «Не избавит их несчастных от нищеты этот непутевый хозяин.»

Пуще всего тяготила Иосифа хасидская праведность. Воли хотелось. Мир посмотреть, на людей поглядеть. Такие мятежные мысли он, однако, держал при себе. Никто и не догадывался, что душа бунтует в сером этом человечке.

Как–то раз прослышал Иосиф, что два праведных еврея из соседнего города собираются совершить паломничество на Святую Землю. «Это — судьба. Или сейчас, или никогда!» — сказал себе Иосиф, а жене и раби своему заявил, что отправляется паломником с теми двумя. Жена — в слезы: «Совсем без средств к существованию нас оставляешь.» А Иосиф отвечает: ”Пойдешь в богатую семью прислуживать, так и проживешь до моего возвращения.» Хасиды удивляются: «Откуда взялись святость и набожность у нашего Иосифа?» Но будущий паломник непреклонен. Быстро собрался в путь и отбыл с попутчиками в дальние края на Святую Землю.