Шрифт:
— Звук? Песня? — Билл Хойт был окончательно сбит с толку. — Чушь собачья. Я бы понял, если бы она собрала на коленке какую-нибудь миниатюрную сирену или передатчик — это было бы еще туда-сюда, диковато, но объяснимо. Но это? Песня на черт знает каком языке — это сигнал? Дерьмо, я на такое не куплюсь, это полнейшее сумасшествие. Слышишь, Рей? Это еще безумнее, чем Дональд Трамп на посту президента, безумнее, чем пивные автоматы в детском саду, чем, я не знаю…
— Остынь, Билл, — Рейхардт был спокоен и рассудителен как бегемот перед атакой. — Ты лучше пристальней гляди на море, похоже, на этот раз сеанс связи состоялся — так или иначе. И кстати, это русский.
— Где? — Хойт неправильно оценил последнюю фразу и приник к прибору ночного видения, яростно осматривая пустую гладь моря.
— Русский язык — тот, на котором пела эта девушка, — пояснил Рейхардт, отдавая вполголоса кому-то команды. — Я немного его знаю — наслушался от туристов в свое время… Мне, кстати, песня понравилась, хотя с аккомпанементом была бы, наверное, еще лучше… А тебе как? Ладно-ладно, не нервничай, все ведь становится еще интереснее.
Он хладнокровно болтал, а его люди тем временем беззвучно крадучись, выходили на позиции, с двух сторон огибая небольшой пляж, окруженный изломанными щупальцами мангров, где застыла по щиколотку в воде хрупкая девичья фигурка. Она стояла, опустив голову, длинные хвосты серебристых в лунном свете волос опускались ниже колен. Со стороны эта поза могла бы показаться воплощением бесплодного ожидания, неуверенности, даже отчаяния, но те, кто предположил такое, совершили бы ошибку. Ошибка была простительной — ведь наблюдатели не владели всей полнотой информации.
Они не видели ее лица.
***
Примечание к части
В главе использованы стихи Густаво Адольфо Беккера и Николая Майорова.
Глава 19, где одна пуля меняет всё
— Да выходи уже, что ты прячешься там, как багдадский вор, — устало сказал я в пространство. Выглядел ваш покорный слуга сейчас, наверное, неважно, будто только что перетаскал дюжину бочек контрабандного пиратского рома. Изменение реальности всегда нелегко дается, а изменение физических свойств звука и проводящей среды — например, для того, чтобы слышать его за несколько километров — тем более.
Но мы справились. Мы с Мику. Молодчина она все-таки, поняла все с полуслова и сделала в лучшем виде, безо всякой подготовки. Музыка — она и правда сближает.
А еще музыка умеет передавать информацию — так что с нахождением пиратского лагеря теперь никаких трудностей не возникало. Оставалось только…
Вот черт.
— Саш, что это было? — Славя, в одной короткой черной футболке и таких же шортах, смотрела на меня чуть опасливо и как-то виновато. Наверное, я на нее произвел неправильное впечатление, когда рассказывал о своих блестящих планах на этот вечер. Хм… А может, я даже забыл ей сказать, что это были именно планы, а просто, по своему обыкновению, купался в мутном потоке собственного сознания. Тогда, конечно, это наверняка звучало довольно странно и тревожно. Возможно, я бы себя даже забоялся немного.
— В каком смысле? — чуть-чуть пришел я в себя, сообразив, что вопрос прозвучал, а вот отвечать я на него так и не собрался. Спишите это на особенности восприятия мира после сеанса магических песен с Мику.
— Эти стихи… и музыка… — Славя покачала головой. — Никогда не слышала ничего подобного.
А я уже и думать про них забыл. Что сказать — под хорошие стихи музыка сама ложится. А стихи в тридцатых годах прошлого века рождались отличные. То же самое и к людям относится, кстати.
Разберите стихи на слова.
Отбросьте бубенчики рифм,
Ритм и размер,
Даже мысли отбросьте.
Провейте слова на ветру.
Если все же останется что-то,
Это и будет — поэзия, — сообщил я ей.
Наверное, зря. Теперь придется еще полночи убеждать, что я не сошел с ума, что я нормальный. И даже не факт, что удастся — недостает собственной уверенности в сказанном.
— На самом деле, — сказал я тоном ниже, сделав доверительно-сексуальный низкий голос, — Мику рассказала мне где они находятся, так что, в принципе, мы уже можем…
— Здорово! — Забыв об осторожности и недавней тревоге, Славя даже в ладоши захлопала — но тихонечко, чтобы не разбудить никого. Какая славная девушка. — Тогда что, будим Датча, заводим катер? Или нет, постой… — ей в голову пришла та же мысль, что и мне чуть раньше. — Это будет медленно, шумно и ничем хорошим не закончится?