Я много шучу каждый день. Кто хочет иметь много хороших знакомых, должен уметь много и зло шутить. Вчера я был у хорошей знакомой. Она была в депрессии, смотрела косо. Объяснила свою депрессию тем, что перекрасила волосы. Надо же, я не заметил сперва. Разговорились, рассмеялись. Прощались тепло. «Ты мне поднимаешь настроение своей говнистостью», — сказала она на прощание.

Говнистый так говнистый; звучит почти как «шелковистый». Она имела в виду мое стремление казаться хуже, чем кажусь. Я говорил о словах: «добро» — слово из пяти букв, «зло» — из трех. Если бы я записывал все свои шутки, я бы уже написал «Потерянный Рай»…

Итак, о шутках. Летом я переменил квартиру и живописал новое жилище: «Решетки на окнах, железная дверь с кормушкой, часовой у подъезда». Снаружи почти так и было: и решетки, и дверь железная. А внутри… Что я мог вышутить? В сырой квартире, где все мое имущество валялось прямо на полу… Где по грязно–белым шторам ползли глянцевые тараканы… Где раскладушку вместо матраса я застилал свитерами, а наволочку набивал нижним бельем… Там внутри было еще кое–что. Бродящий от стены к стене вихрь ярости и насморка. О, я был королем тогда…

Мне подарили кактус. Горшок был хозяйский, землю я набрал в кулек возле гаражей. Мне скоро 28; я мужчина, что не мешает мне быть (чувствовать себя) старой девой. Так что кактус пришелся кстати. Не хватало только кошки.

Кем же я ощущал себя сильнее — старой девой или королем? Это ведь разные роли. Но с недавних пор я стал настолько силен, что могу расколоть себя на две части, на много частей — и устоять. Я был старой девой — постольку, поскольку у меня были сложившиеся привычки, пристрастия, предрассудки, и они не допускали частого присутствия в моей жизни абы кого. Я сидел у подоконника с кактусом и до самой смерти ждал свою принцессу.