— Господи, Оливер! И что теперь? Две недели до Рождества. Свадьба завтра! На нее приедут триста человек. Будут гости из Лос-Анджелеса, Лондона, Нью-Йорка!.. Я тебя не уговариваю. Не хуже любого другого понимаю, какая это страшная ошибка — вступать в брак, зная, что это неправильно. Но если уж ты собрался отменить свадьбу, ты должен быть абсолютно уверен!

По телу Оливера пробежал холодок. Он погладил подбородок, испытывая странное физическое удовлетворение от уколов щетины. Что-то жгло его изнутри, но он не знал, тот ли это страх, о котором говорили они с Колетт, или просто чувство вины. В горле все еще было сухо, а в груди — пусто и тихо, словно сердце взяло паузу, чтобы дать ему возможность подумать. Он поднял голову и мрачно взглянул на сестру:

— Полагаю, бегство — не вариант?

Колетт нежно улыбнулась:

— Боюсь, ты уже слишком большой.

— А жаль.

Он снова впал в задумчивость. Сестра встала и прошлась по комнате, словно видя ее впервые. Она погладила несколько знакомых с детства безделушек, пробежалась пальцем по книжным корешкам, потом сняла с полки детектив Агаты Кристи. Боковым зрением Оливер следил за ее передвижениями, хотя прямо взглянул на нее только раз, когда она одобрительно хмыкнула, вытащив книжку, и продолжила осмотр полок, прижав детективчик к груди, как талисман.

Оливер растянулся на диване, опершись головой о стену. Они с Джулианной вполне ужились бы. Оба одного круга, а кроме того, она понимает его мечты. Впрочем, это-то как раз плохо, потому что, понимая, она никогда не рассматривает их как нечто большее, чем просто мечты.

Он закрыл глаза и представил себе будущее в этом доме или в другом, похожем на этот; свою жизнь с яркой, живой, красивой девушкой, которая хочет создать с ним семью. И — наверное, потому, что за окном была зима и приближалось Рождество, — Оливер представил рождественское утро и детишек, разворачивающих подарки под елкой, которую украсил он сам. А если они будут богаты, тем лучше. Ему не придется бояться за благополучие детей. То, что надо, — не так ли?

— Дерьмо, — прошептал Оливер, прижав ладонь ко лбу.

Колетт резко повернулась:

— Что?

Не успел он ответить, как в коридоре загремел знакомый голос, звавший его по имени. Брат и сестра повернулись к открытой двери, ведущей в коридор. Колетт взглянула на Оливера.

Тот сделал глубокий вдох и крикнул:

— Я здесь!

Тяжелые шаги приблизились, и мгновение спустя в дверном проеме возникла фигура отца. Лицо его исказило непривычное нетерпение. В конце концов, он, Максимилиан Баскомб, никогда не считал подходящим для себя занятием гоняться по дому за детьми.

— Следовало догадаться, где искать тебя в первую очередь, — сказал старик.

«Старик, — подумал Оливер. — Какое странное слово». По отношению к Максу, который в свои шестьдесят шесть находился в отличной форме — Оливеру таким никогда не стать, — оно казалось почти оскорбительно-ироничным. Возраст отца выдавала только проседь в волосах. Но в сознании Оливера слово «старик» никогда не связывалось с возрастом. Для него Макс всегда был «стариком». Глупое прозвище, дань дурацкому телевидению шестидесятых. Но учитывая формализм, царивший в доме Баскомбов, обращение «отец» казалось слишком щедрым.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего. Не могу найти Фридла, — коротко ответил старик, протягивая трубку радиотелефона, которую Оливер сразу не заметил. — Джулианна на проводе.

Оливер застыл на месте. Он глядел на отца с приоткрытым ртом, сознавая, что выглядит как впавший в ступор идиот. Потом перевел взгляд на трубку и, только протянув к ней руку, понял, что творится в его душе.

— Благодарю, — сказал он больше по привычке, чем из вежливости.

— Олли? — окликнула Колетт. В ее голосе звучали забота и удивление.

Оливер бросил на нее покорный взгляд и взял у отца трубку. Старик что-то пробормотал о том, что позже хочет поговорить с ним о деле, которое нужно решить до того, как они с Джулианной отправятся в Южную Америку на медовый месяц. Оливер почти не слышал его.

Он поднес трубку к уху:

— Алло?

— Привет! — сказала Джулианна. Ее голос прозвучал так нежно и близко, словно она лежала рядом с ним в постели. — Что стряслось?

Печально улыбнувшись, он повернулся спиной к сестре и отцу.

— Порядок. Провожу последний холостяцкий вечер в компании пьяных придурков.

— Чего и следовало ожидать, — рассмеялась Джулианна. — А я как раз пытаюсь спровадить жиголо и прочий сброд.

Оливер не смог удержаться от смеха. Джулианна — чудесный человек. Она добрая, красивая, умная. И он сделал ей предложение. Разве не от него самого зависит, сохранится ли в сердце страсть? Да, мама подчинилась отцу. Как всегда подчинялся сам Оливер. Но это вовсе не значит, что и его брак обязательно станет клеткой. Все в его руках.