На страже был порядка, наших прав,

И - точно бы река - через препоны

Перебирался, голову задрав.

Не думаю, что ехать в Иудею

Ему хотелось очень - лучше Рим,

Где провернуть карьерную затею

Гораздо легче, сделаться другим...

Но волею судеб (уж так сложилась

Его стезя) к еврейским очагам

Стальная императорская милость

Его толкнула с горем пополам.

Он мудро вёл наместную работу.

И, помнится, мессию одного

Хотел спасти назло Искариоту:

Кнутами высечь, только и всего.

Но публика противилась, она ведь

Имеет право всюду выбирать -

Кого в живых на поприще оставить,

Кого в годину смуты бросить вспять...

Чиновничьи заботы - дело чести.

Уж если на коня посажен, будь

Наездником отменным, глас приветствий

Вбирая в гладко выбритую грудь.

Империям нужны вода и бани,

И потому, вспотевший от забот,

В Ерусалиме, городе-духане,

Провёл Пилат большой водопровод.

ЖУК

По глупости своей мальчишка съел жука,

На лавочку присел, заплакал потихоньку.

Живой был жук, теперь - под складкой пиджака,

В желудке, где-то там, укутанный в пелёнку,

Как в саван, он уснул!.. Ничто не говорит

О том, что может жук очнуться, разжужжаться.

Исчерпан для него физический лимит.

И мальчик слёзы льёт, крылатого скитальца

В себе похоронив, без почестей, без них.

Убийцею себя находит и бедняжкой.

По воздуху плыл жук, как самый быстрый бриг,

И в заросли манил походкой псевдотяжкой.

Совсем не ядовит, не дерзок, не буян,

И мухи этот жук не обижал... ни разу!

И жаль, что мир земной не милует землян,

Особенно жуков - как будто по приказу.

Притих садовый шмель, и осы наравне...

Все слушают сейчас мальчишеские плачи.

Но жук жужжит другой, всё громче, в стороне,

Забор преодолеть намерен, Аппалачи...

***

Как Есенин с Маяковским

Вслед за Блюмкиным ходили

На расстрелы посмотреть -

Так и ты лицом неброским

Метишь в смерть.

Где-то, знаю, есть картины,

На которых трупы лишь, -

И на них взирают длинно

Хиппи, стайки нувориш.

Многих, многих бледность чья-то,

Та, что кровью полита,

Привлекает, как зарплата

И надгробная плита.

Каждый с долею своею

Хочет свыкнуться, чтоб впредь

Хоть за матушку-Рассею,

Если русский, умереть.

Но расстреливать не надо

И в застенках мять бока, -

Смерть сама, что канонада,

К нам придёт изглубока.

***

Не будь неудачником, будь удачником,

Вот этим хотя бы - мальчиком-с-пальчиком.

Он идёт, и циклопы проходят мимо,

И дежурят в воротах Ерусалима.

А когда за ворота ступают люди,

Их циклопы хватают, пекут на блюде,

Запивают их кровью, а мальчик-с-пальчик

В это время в Алупке, и едет в Нальчик...

ГОНКА

Обгоняя сиянье, ухватистый эскимос

На олене трясётся, губой задевая нос.

Меж ветвистых рогов заплутавший порхает взгляд,

Словно птица... а сбоку, чуть северней, наугад

Звёзды сыплются градом и тонут в глухом снегу.

И промёрзлой щекой задевает ездок пургу,

Засопит и захлопнет на узенький миг глаза,

Прижимая к оленю, к бокам его, торбаза.

Скачет волк по пятам - волк во множественном числе, -

Если сможет, вгрызётся... и в снежной растает мгле.

У него сорок лап, у оленя - четыре, жаль.

Но и те и другие летят наковально вдаль.

Впереди белый мрак, слепота ледяная... Ох!

Жмутся мысли, что волки, и в каждой из них подвох.

Упадёт - не вернётся, и, точно ездок - ступень,