Рисанд размял шею, и всё исчезло в один миг — крылья, когти, осталось только тело мужчины — хорошо одетого и невозмутимого.

— Ни одной попытки лести?

Я сделала большую, огромную ошибку, отдав ему свою жизнь.

Но я ответила:

— У тебя и без того достаточно самомнения. Сомневаюсь, что лесть маленькой смертной имеет для тебя значение.

Он низко рассмеялся, и его смех скользнул вдоль моих костей, согрел кровь.

— Не могу определиться — считать мне тебя очаровательной или крайне глупой за такую дерзость с Высшим Лордом.

Кажется, только рядом с ним у меня не было неприятностей из-за длинного языка. И потому я рискнула спросить:

— Ты знаешь ответ на загадку?

Он скрестил руки.

— Жульничаешь, да?

— Она не уточняла, что я не могу просить о помощи.

— Да, но после того как ты обыграла её, она приказала нам не помогать тебе.

Я ждала. Но он покачал головой.

— Даже если бы я хотел тебе помочь, я бы не смог. Она отдаёт приказы — мы им подчиняемся, — он убрал пылинку со своей чёрной рубашки. — Хорошо, что я ей нравлюсь, не так ли?

Я открыла рот, чтобы уговорить его — умолять его. Если на кону мгновенное освобождение…

— Не трать воздух, — сказал он. — Я не могу сказать тебе — никто здесь не может. Если она прикажет нам не дышать, мы будем обязаны подчиниться, — он нахмурился, глядя на меня, и щёлкнул пальцами. Сажа, грязь и пепел исчезли с моей кожи, я стала такой чистой, будто только что вышла из ванной. — Вот. Подарок — за храбрость хотя бы спросить.

Я бросила на него внимательный взгляд, но он жестом указал на камин.

Там было чисто — а ведёрко полным чечевицы. Дверь сама собой распахнулась, явив охранников, заперших меня здесь. Рисанд лениво махнул им рукой.

— Она выполнила задание. Уведите её обратно.

Они схватили меня, но он оскалил зубы в улыбке, в которой не было ничего кроме дружелюбия — и они остановились.

— Больше никаких хозяйственных дел, никаких заданий, — его голос был чувственной лаской. Жёлтые глаза охранников остекленели и задурманились, их острые зубы заблестели, когда их челюсти расслабились. — Остальным тоже передайте. Держитесь подальше от её камеры и не прикасайтесь к ней. Ослушаетесь — будете резать себя собственными ножами. Уяснили?

Поражённые, оцепеневшие кивки, затем они моргнули и выпрямились. Я скрывала дрожь. Чары, контроль разума — что бы он только что ни сделал, это подействовало. Они кивками позвали меня — но не посмели дотронуться.

Рисанд улыбнулся мне.

— Всегда пожалуйста, — мурлыкнул он, когда я уходила.

Глава 39

С того момента каждое утро и вечер в моей темнице появлялась свежая, горячая пища. Я набрасывалась на неё с жадностью, но всё равно проклинала Рисанда. Сидя в камере мне не оставалось ничего, кроме как ломать голову над загадкой Амаранты — обычно всё заканчивалось дикой головной болью. Я повторяла её снова, и снова, и снова, но безрезультатно.

Шли дни, и я не видела ни Люсьена, ни Тамлина, как и Рисанд больше не приходил насмехаться надо мной. Я была одна — совершенно одна, запертая в тишине — правда, крики в подземельях не смолкали ни днём, ни ночью. Когда вопли становились совсем невыносимыми и я никак не могла от них абстрагироваться, я смотрела на вытатуированный на ладони глаз. Интересно, он сделал это, чтобы невзначай напомнить мне о Юриане? Как жестокая, мелочная пощечина, указывающая на то, что, возможно, я уже почти принадлежу ему так же, как древний воин теперь во власти Амаранты.

Каждый раз в такие моменты я говорила несколько слов, обращённых к татуировке — а затем проклинала себя за глупость. Или кляла Рисанда. Но я могу поклясться, что когда однажды ночью я задремала — глаз моргнул.

Если я правильно подсчитала расписание приёмов пищи, примерно через четыре дня после встречи с Рисандом в его комнате, в мою клетку заглянули две девушки из Высших Фэ.

Они прошли сквозь трещины осколками тьмы точно так же, как Рисанд. Но в отличие от него, принявшего твёрдую материальную форму, эти фэйри остались плотными тенями, их черты едва ли можно было разглядеть, за исключением их воздушных, струящихся, словно паутина, платьев. Приблизившись ко мне, они не проронили ни слова. Я не противилась им — у меня не было ничего, чтобы защититься или напасть, как и не было путей к бегству. Их руки, сомкнувшиеся на моих предплечьях, оказались холодными, но твёрдыми — как если бы укрывающие их тени были второй кожей.

Их наверняка прислал Рисанд — возможно, кто-то из прислуги его Ночного Двора. Должно быть, они немые — они хранили молчание, теснее прижавшись ко мне и шагнув — физически шагнув — сквозь запертую дверь так, будто её не существует. Как если бы я тоже стала тенью. Когда мы двинулись дальше по полным криков подземельям, от мерзкого ощущения ползающих по спине и рукам пауков у меня подгибались колени. Никто из охранников нас не останавливал — они даже не смотрели в нашу сторону. Значит, на нас чары; и для чужих глаз мы мерцающие тени и ничего больше.