— Они по-прежнему платили и заходили ко мне раз-другой в неделю. Но я им, скорее, оказывала терапевтические услуги, чем сексуальные. Они любили болтать со мной обо всем, что приходило в голову.

— Обо всем и обо всех.

— И обо всех, — согласилась она.

— Предполагаю, вы прекрасно помните все, что вам говорилось.

— Я все записывала.

— Общество охраны прав потребителей, юрист и фармацевт, — сказал Эдер, словно размышляя вслух. — Должны быть, они обо всех в городе знали, у кого какой скелет в шкафу. [2]

— Если даже что-то от них и ускользнуло, Сид был начеку.

— Между вами по-прежнему сохранялась близость?

— Он приходил вечером по воскресеньям.

Эдер кивнул в знак понимания, если не одобрения, такого расписания, хитро взглянул на нее и спросил:

— И кто же из них в конце концов скончался на вас?

— Фармацевт.

Она сказала, что он умер от аневризмы аорты в 1973 году, вскоре после того, как ей исполнился двадцать один год. Поскольку выборов в том году не предполагалось, городской совет потребовал от мэра назначить преемника выбывшему члену до окончания срока полномочий совета, и выбор мэра должен получить одобрение большинства совета.

— Поскольку в его составе осталось только четыре человека, голосование могло оказаться довольно сложным, — заметил Эдер.

— Голос мэра мог оказаться решающим.

— За вас, должно быть, были отданы два весомых голоса в совете — от ООП и юриста.

— И кроме того и мэра. Остальные два члена совета предполагали, что он изберет какого-нибудь молодого, решительного и амбициозного юриста. Но два моих приятеля убедили его, что он проявит незаурядную мудрость, если предложит кандидатуру молодой женщины, которая будет, как всегда, вести протоколы и обеспечивать документацию.

— И сколько вам потребовалось времени, чтобы утопить мэра?

Хаскинс сказала, что у нее ушло на это пять лет. Она отслужила до конца срока полномочий совета и была переизбрана в него в 1972 году и в 1976-м году. В 1978 году она возглавила список кандидатов и выступила против засидевшегося на своем посту мэра, обвинив его в пренебрежении своими обязанностями, некомпетентности и намекнув, что его давно уже пора сдать в архив, хотя Сид Форк советовал ей не разжигать этих страстей, напоминающих детские жалобы.

Но она еще усилила давление, откровенно назвав Дикки Хэндшоу старым, дряхлым и ленивым. В завершении кампании она выиграла у него выборы, получив 52,3 процента голосов; через три дня после переселения в кабинет мэра переименовала городской парк в его честь и, уволив старого шефа полиции, назначила на его место Сида Форка.

Восхищенный и пораженный, Эдер только покачал головой.

— Господи, подумать только, — назвать парк его именем.

— Борьба носила довольно ожесточенный характер, и я решила, что это несколько успокоит общественное мнение.

— И в то же время, возможно, будет служить постоянным напоминанием о судьбе бедного старого Дикки.

В первый раз за последние полчаса Б.Д. Хаскинс позволила себе улыбнуться.

— Да, пожалуй, что так, но я никогда об этом не думала.

— Конечно, нет, — заверил ее Джек Эдер.

Незадолго до полуночи этой же последней пятницы июня Келли Винс и Сид Форк предстали перед фасадом залитого светом трехэтажного броского здания в викторианском стиле, которое могло гордиться тремя ребристыми куполами, восемью колоннами (насколько успел быстро подсчитать Винс) и верандой, которая опоясывала две стороны дома и часть третьей.

— Освещение оставалось включенным, пока он не возвращался домой, — объяснил причину иллюминации Сид Форк. — Свет служит чем-то вроде страховки от взлома. Кроме того, это здание числится среди достопримечательностей города.

— У вас есть тут достопримечательности?

— Ага, но осмотр их занимает всего десять минут.

В лучах света было видно, что фасад недавно покрасили в темно-кремовый цвет, который, по мнению Винса, резко контрастировал с темно-зеленым цветом филенок двери. Новая черепичная кладка крыши могла противостоять любым капризам погоды. Сам дом основательно, не меньше, чем футов на двести, отстоял от дорожного полотна и был окружен посадками ухоженных старых сосен. В глубине за ними Винс увидел еще одно освещенное строение, которое, по всей видимости, когда-то было конюшней, переоборудованное под гараж.

Пока они двигались по извилистой, выложенной кирпичом, дорожке до веранды, Сид Форк объяснил, что Норм Трис унаследовал этот дом от своего отца, а тот, в свою очередь, от своего, который и возвел его в 1903 году.

Форк нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая им дверь, оказалась моложе, чем Винс предполагал. Увидев, что ее поздними посетителями оказались шеф полиции и какой-то незнакомец, она предположила самое худшее и, не желая принимать его, замотала головой, словно говоря «Что бы ни было, я ничего не хочу слышать», пока наконец Сид Форк не решился: