— Были еще такие Рович и Викторов…

— О, у вас отличная память! Но и они появились чуть позднее… Настало время, когда Курдашу пришлось уйти из спорта. Профессии у него не было. Чтобы побольше зарабатывать, пошел в грузчики, потом жена ушла к другому, ведь быть супружницей закатившейся звезды — не такая уж большая честь.

— Учился бы. Как я, например! Мне было уже тридцать два года, когда закончил институт.

— Конечно, мог бы и какую–нибудь специальность освоить, если бы захотел — для этого и семилетки хватило бы. Но у него, видно, предприимчивости маловато. А может, сказались полученные травмы, ведь они вредны для здоровья: у него часто болит голова.

— Зато теперь у входа гребет денежки! Пусть не плачет! Один сунет рубль, другой сунет рубль… Сколько так за вечер набирается!

— Думаю, немного, хотя наверняка есть такие, кто дает. Только какие там рубли — копейки! Я не знаю, как его наказать, но если вы настаиваете, конечно… Может, попросим еще кофейку?

— Спасибо, спасибо… Довольно!

— Он глубоко и искренне сожалеет о случившемся — это я понял по тому, как он ведет себя…

— Дай–то бог!

— Правда, правда!

— Но вы все же как–нибудь накажите его, такое на самотек пускать нельзя!

— Конечно! Обязательно накажу. Может, пригласить его, чтобы еще раз перед вами извинился?

— Нет, нет… Занимайтесь этим сами! Так нельзя обращаться с посетителями. Как сумасшедший…

А Ималда, когда у нее позже выдалась свободная минутка, сбежала вниз и стала опять наблюдать за Константином Курдашем. Он, прогуливаясь туда–сюда по вестибюлю, пренебрежительно посматривал на жаждущих попасть в «Ореанду». Сначала ей казалось, что Курдаша она, без всяких сомнений, видела раньше, но через некоторое время готова была утверждать обратное.

— Ты что на меня пялишься? Я тебе что?.. Обезьяна что ли? — закричал вдруг Курдаш.

— Нет, я… — вздрогнула Ималда.

— Леопольд велел что–нибудь?

— Нет, я просто так…

— Что просто так? У директора ты на меня таращилась, теперь снова… Чего тебе от меня надо?

— Извините… — покраснев от смущения, пробормотала Ималда и убежала. И зачем только она оглянулась? Когда подошла уже к фойе, Курдаш все смотрел на нее снизу вверх.

В вестибюле было жарко. Константин снял фуражку и большим носовым платком вытирал пот с наметившейся лысины на макушке. Потом расстегнул верхнюю пуговку воротника и вытер пот с шеи, с лица.

Он всегда следил за своей внешностью — всегда был гладко выбрит и напомажен, всегда в тщательно отглаженных брюках и до блеска начищенных туфлях.

Алексис поднялся очень рано, на улице была еще непроглядная темень.

Ималда слышала, как он моется — в ванной лилась вода.

Брат сказал, что летит в командировку в Калининград, билет на самолет уже в кармане.

Он собирался тихо — на цыпочках, чтобы не разбудить сестру, прошел через комнату со своей дорожной сумкой. Ималде было приятно его внимание и, не желая огорчать брата, она притворилась крепко спящей.

Притворилась и заснула в самом деле.

Около десяти часов, когда солнце поднялось уже довольно высоко, в коридоре зазвонил телефон, и Ималда в ночной рубашке, босиком побежала, чтобы успеть снять трубку. Звонили, видно, из автомата, но из–за какой–то ошибки или поломки что–то не срабатывало, хотя никаких гудков не последовало. Ималда попросила нажать кнопку — также ни звука.

Она положила трубку на рычаг, немного подождала, но больше не звонили. Наверно, поблизости не было другого автомата.

Пора бы одеваться, да что–то неохота.

Чайник был еще теплым, но Ималда зажгла газ, вскипятила воду.

Засыпала в заварочный чайник щепотку ромашки и ложку сахара.

В последнюю неделю Алексис разъезжал по командировкам — то ездил в Таллин, то летал в Ленинград, то в Вентспилс и даже в Одессу.

«Работы полно, а денег нет», — сказал он о себе.

«Ты не одолжишь мне червонец?» — спросил вчера утром.

«У меня нет, все истратила.»

«А что купила? Показывай! Вместе порадуемся!»

«Две пары чулок. Мама тоже всегда покупала по две пары: если на одном чулке сбежит петля — другой можно использовать как запасной ко второй паре.»

«Ишь ты, в нашей семейке, оказывается, были и такие, кто экономил не только на работе, но и дома. — Алексис зло рассмеялся. — Жаль, что я раньше этого не замечал! — Увидев, что сестра нахмурилась, он переменил тон. — Это все твои покупки?»

«Еще купила творога и сметаны… Все… Осталось рубля два–три.»

«Ага! Мне все ясно!»

«Что тебе ясно?»