— Не люблю беспокоить больных людей, — в устах Талимова эти слова прозвучали как жизненный принцип, возведенный до уровня заповеди. — А тебе не мешало бы подлечиться.

— Да погоди, пожалуйста… Не откажись ответить еще на один вопрос: ночью, в лифте, была у меня в руках рукопись, такая довольно толстая?

— Спроси чего полегче. Единственное, что я могу утверждать с полной уверенностью, — тебе сейчас было бы очень полезно принять чарку. Да и мне тоже не помешает улучшить кровообращение после холодного купания. Так что прошу ко мне!

Комната Талимова напоминала скорее выставку трофеев начинающего коллекционера, чем кабинет ученого. Преобладали тут сувениры на морскую тему, но даже у такой сухопутной крысы, как Кундзиньш, возникло впечатление, что все они относились к массовой продукции, предназначенной для туристов с тощим кошельком: стилизованные модели парусников с пергаментными парусами, термометры в оправе в виде якоря, такелажные ножи разных размеров. И пестрые безделушки с советских и заграничных курортов: куколки, одетые матросами, компасы, раковины, брелоки в виде штурвала, бусы.

— Если уж лечиться, то основательно, — гордо произнес Талимов, извлекая из холодильника плоскую зеленоватую бутылку с прозрачной жидкостью. В жидкости плавала змея, колебавшаяся в такт его шагам.

— Из Вьетнама, — кратко пояснил Талимов, хотя чувствовалось, что скромность эта напускная. — Неотъемлемая часть чествования высокого гостя. Лучшее средство от смерти. Кто осилит первый стаканчик, будет жить долго, — он налил и чокнулся со стопкой Кундзиньша. — Ну — чтобы пар всегда держался на марке!

Поняв, что сопротивление бесполезно, Кундзиньш зажмурил глаза и в полном смысле слова вогнал содержимое стаканчика в глотку. Жидкость обожгла горло, через мгновение заставила желудок сжаться и незамедлительно потребовала выхода.

— Это же медицинский — в обычной водке этот гад давно сгнил бы… Запей водичкой! Вот–вот, сейчас полегчает, — утешительно приговаривал Талимов.

И действительно, после талимовского «лекарства» возникло удивительное ощущение легкости, некое озарение, предупреждавшее: более ни глотка! Но вместе со способностью связно думать пришло и серьезное волнение за пропавшую рукопись.

— Это диверсия! — вынес категорическое суждение Талимов и тут же прибавил: — Шпионские штучки, поверь мне, старому разведчику… Ты спросишь: почему же в таком случае рукопись не похитили раньше — скажем, в Москве, где несравнимо легче спрятать концы в воду? И я отвечу: потому что они дураки — что бы стали они делать с незавершенной работой? И вообще, крадет лишь тот, кто сам не в состоянии ни придумать, ни написать. А едва ты закончил, они тут как тут, и пиши пропало.

— А может быть, я все–таки забыл в баре? — слабо протестовал Кундзиньш.

— Там–то обычно и начинаются все несчастья… Достаточно мне появиться в кабаке, как сразу налетают всякие плагиаторы: «Мехти Алиевич, дорогой, расскажите о ваших творческих планах! Как будет называться ваша следующая книга?» Вот и в войну так было: вокруг меня всегда увивалось человека четыре, все вынюхивали. Но Талимов — кремень! — И, как бы подтверждая свою несокрушимую бдительность, он ударил кулаком в свою необъятную грудь.

Только сейчас Кундзиньш уразумел, что Талимов поправлял свое здоровье уже с самого утра.

— Извини, но мне все–таки хочется проверить, не оставил ли я ее в баре. В последнее время я стал несколько рассеянным, не помню даже шифр замка чемодана…

— Иди, иди, — благосклонно разрешил Талимов. — Я подключусь к операции, когда потребуется принимать важные решения. Талимов всегда успевает в нужный момент…

В баре не было ни единого посетителя. Кофейный автомат еще только грелся, бармен, включив кофемолку, вытирал пыль с декоративных бутылок из–под изысканных напитков, перемывал мерные стаканчики, оставляя в каждом капель по десять чистой воды: копейка рубль бережет.

— Простите — вчера здесь, по–моему, работала женщина… — Кундзиньш запнулся. — Понимаете, я только хотел узнать…

— Джозефина сегодня выходная. Работа не отдых, приходится делить на двоих, — долговязый Екаб Калниетис, старомодным пенсне и ленточкой в народном стиле вместо галстука напоминавший скорее дирижера хора, чем деятеля общепита, грозно глянул на Кундзиньша. — Однако если вы ей задолжали, всячески рекомендую рассчитаться сегодня же, будет легче на душе. Помните: в долг берешь чужие и на время, а отдаешь…