Он спохватился, что все еще стоит у чужого дома и не знает, что делать. Однажды он уже приходил сюда, постоял так – и вернулся домой. Потом злился на себя за нерешительность. Нет, на этот раз он все же войдет.

Что ж такого: человек приглашает в гости, приглашает настойчиво. Но что он станет делать в гостях, зачем нужен он чужим людям? Лубенс раз–другой навещал Ромуальда, но никаких интересных разговоров при этом почему–то не получалось. Ромуальду не хотелось ни говорить, ни поддерживать разговор. Лубенс понял, что попытки утешить юношу были напрасными, и больше не приходил.

Ромуальд медленно отворил тяжелую парадную дверь. В подъезде было просторно, лестница – широкая и удобная. Дом строили, видно, на совесть, не жалея ни материала, ни места, строили надолго, и он дышал аристократическим покоем.

Ромуальд стал подниматься по лестнице. Вдруг странное беспокойство вновь охватило его, и он пустился бегом. «Наверное, раньше здесь проходили дамы в кринолинах, они не спешили», – пришло ему в голову. На половине лестницы он вспомнил, что мог воспользоваться лифтом.

На пятом этаже он остановился. Собрался с духом и позвонил.

В прихожей послышались мягкие шаги, дверь отворилась.

– О, Ромуальд! – улыбка Лубенса выражала радость и доброжелательство. – Собрались, наконец! Входите же!

Прихожая была невелика, но отделана по–современному. Отворилась застекленная дверь справа, из нее вышла моложавая темноволосая женщина с большими, выразительными глазами. Она была в черной шелковой пижаме, расшитой красными драконами. Женщина, не скрывая интереса, оглядела Ромуальда.

– Здравствуйте, – смущенно поздоровался он. – Простите за слишком раннее посещение!

Женщина снова пытливо глянула ему в лицо, оставаясь на том же месте, у двери.

– Здравствуйте, – ответила она необычно низким голосом. – Очень приятно, что вы пришли.

Лубенс почему–то не стал знакомить их. Он обнял Ромуальда за плечи и подтолкнул к другой двери, слева. Женщина осталась в коридоре. Ромуальд почувствовал себя неловко. Возникло ощущение, что здесь не все в порядке. Об этом свидетельствовал и кабинет Лубенса: на столе валялись бумаги и книги, на краю – недопитая чашка кофе, на диване – неубранная постель. Лубенс, в светлой пижаме, быстро скомкал белье и засунул в книжный шкаф.

«Наверное, обычно на этом диване не спят. Если они поссорились, зачем же было звать меня в гости?»

Лубенс словно угадал его мысли.

– Не обращайте внимания, Ромуальд. Семейная жизнь – сложный ребус, бывает всякое. Но вы мой гость, давно жданный, и пусть остальное вас не волнует. Завтракали?

– Конечно.

– Тогда можем спокойно поговорить. Садитесь, – он указал на кресло, сам сел на диван.

– Где вы пропадали? Я в столовой все глаза проглядел, ожидая вас, – продолжал он. – Что, действительно, некогда? Работали?

Ромуальд дернул плечом.

– Пришлось много заниматься, – соврал он.

– Ну и как? Стипендию получили?

Ромуальд кивнул.

– Но на нее не проживешь. Не могу ли я помочь? Мы ведь давно знакомы, почти друзья. Будете зарабатывать – отдадите. В жизни и так приходится.

Ромуальд вдруг вспыхнул, ощутил в себе упрямство.

– Я не помощи просить пришел, и не за сочувствием.

– Ну, ну, зачем сразу так круто! – Лубенс встал, положил руку на плечо Ромуальда. – Я ведь хотел, как лучше. Во сколько вы заканчиваете в университете?

– В два часа, – не сразу понял Ромуальд.

– Я поговорю с начальством, устроим вас на работу, во вторую смену. Идет?

– А что за работа? – несмело спросил Ромуальд. – Я ведь почти ничего не умею.

– Никто не родился на свет мастером. Научишься.

Будешь работать у меня. Я тебя не обижу. – Лубенс перешел на «ты» и удовлетворенно рассмеялся. – Когда будет много занятий, сможешь и не приходить – отработаешь в каникулы.

– А другие согласятся? Может быть, лучше перейти на вечернее отделение? – усомнился Ромуальд.

– У нас никто с хронометром не ходит. Главное – чтобы дело было сделано. О вечернем отделении пока не думай. Важно, чтобы не пришлось потерять год. А теперь давай собираться, – Лубенс подошел к окну. – Еще не льет. Сходим в художественный музей. Сегодня открывают выставку Крауса. Слышал такое имя?

Когда они выходили, женщина, уже переодевшаяся в темно–коричневый брючный костюм с напоминавшей французскую матросскую шапочкой на голове, стояла в прихожей перед зеркалом.

– Всего хорошего! – смущенно простился Ромуальд.