Когда Стрелниекс вошел в комнату, неся чашки чая и варенье, Розниекс уже опять сидел на диване.

– Моя старуха уехала к дочери, понянчить внука, – словно оправдываясь, проговорил Стрелниекс. – Иначе мы приняли бы вас получше. Она такое печенье печет – куда вкуснее, чем покупное. Ну, давайте за стол. Я ведь и сам служил когда–то в чекистах. Лет сорок назад. Понимаю, что у вас за работа. Этого Пуце я сразу раскусил Видно, крупная птица. Разве не так?

– Похоже, – согласился Розниекс. – Раньше уже судился.

– Ну вот, – обрадовался Стрелниекс. – У меня на таких типов острый глаз. За версту чую бандюгу.

– Поэтому вы так легко его и опознали?

Стрелниекс смутился, но ненадолго.

– Ну почему же. Я ведь видел, как он тогда вылез из машины.

– Точно он? А может быть, третий, тоже небольшого роста? Лица ведь в темноте не разглядеть было?

Стрелниекс помолчал, соображая.

– Да нет, Пуце это был. Шел такими быстрыми шажками, третий двигается куда медленнее.

– Ну, а если между этими четырьмя вообще не было настоящего преступника?

Старик был поражен.

– Как это – не было преступника? – Он непонимающе повернулся к Розниексу. – Один–то должен быть! Иначе к чему весь цирк? Стали бы вы сюда приезжать без преступника! Вы–то хорошо знаете, кто он. Вы что, хотите дурачком меня выставить? – Он и на самом деле был возмущен.

В ответ Розниекс пробормотал что–то, потом спросил:

– От вас можно позвонить?

– Пожалуйста, вот телефон, – сухо ответил Стрелниекс. Он рассердился на следователя, который повел себя так странно, стал запутывать ясное дело.

Розниекс набрал номер.

– Улдис? Ну что, сознался Пуце? Нет? Так я и думал. Ладно, я сейчас приеду.

«Ирония судьбы, – думал он, направляясь к управлению внутренних дел, – старик опознал Пуце только потому, что был уверен: между предъявленными обязательно должен находиться преступник. Но поработали все же не зря: Стрелниекс запомнил приметы преступника – небольшого роста, ходит мелкими шажками, движения резкие, одет в комбинезон, на ногах сапоги».

XXV

Стабиньш, в темно–синей спецовке, с кепкой на голове, чинил аппарат в телефонной будке. На противоположной стороне улицы стукнула дверь и вышли Лубенс и Ромуальд. Оживленно переговариваясь, они направились по улице в сторону центра города.

Стабиньш обождал, пока они не скрылись из виду, повесил сумку с инструментами на плечо и не спеша перешел улицу. У подъезда Лубенса он остановился, посмотрел в ту сторону, где исчезли оба мужчины, затем вошел в дверь. В лифте нажал кнопку пятого этажа. Лифт скользил медленно, остановился плавно, без толчка. Улдис вышел и позвонил в дверь.

Открыли тотчас же. Элегантная женщина в коричневом брючном костюме вопросительно посмотрела на Стабиньша.

Он на миг смутился:

– Боюсь, мне придется задержать вас немного. Но надо проверить батареи отопления. Зима скоро. Все должно быть в порядке, чтобы вы не мерзли.

Женщина равнодушно пожала плечами.

– Заходите, если так, не стойте в дверях. – На ее губах промелькнула улыбка.

Улдис долго вытирал ноги.

– У вас радиаторы под всеми окнами?

Женщина молча отворила дверь с левой стороны прихожей. Там находился кабинет. Улдис протиснулся перед письменным столом, осмотрел радиатор, повернул регулятор в одну, в другую сторону.

– Регулятор вроде в порядке? – посмотрел он на женщину.

– Не помню, чтобы мы жаловались.

– Это окно во двор? – Улдис выглянул в окно. – Красивая осень.

– Вы случайно не художник по совместительству? – усмехнулась женщина.

– Есть такой грех, – Улдис смущенно опустил длинные ресницы. – Занимаюсь с детских лет. Особенно люблю пейзажи. У меня дома их целая коллекция.

«Простачок, – решила женщина, открывая дверь по–современному обставленной столовой. – Или притворяется. Да пусть притворяется, мне–то что за дело…»

Словно опасаясь наследить в комнате, Улдис осторожно подошел к окну, выглянул наружу, потом наклонился к радиатору. В спальне он постоял у окна чуть дольше

– Улица отсюда выглядит совсем иначе! – удивленно проговорил он. – Сверху совсем другой вид, ей–богу.

– Сверху всегда удобнее смотреть и лучше видно, – вновь усмехнулась хозяйка.

Ей почему–то стал нравиться наивный паренек, которому нравились пейзажи. Казалось, в нем было что–то чистое, естественное. Но вовсе не дурачок при этом. Под внешней наивностью женщина ощутила какую–то скрытую и непонятную жизненную мудрость.

«Смотреть–то сверху лучше, но не все лучше видят, – подумал Улдис. – Иной чем выше поднимается, тем меньше видит то, что происходит на грешной земле…»