Я присел на камень в ожидании, пока разойдётся публика, глазеющая на столь необыкновенное в их представлении плавательное сооружение.

Здесь живут рекой, носятся по ней на красивых моторных лодках, на катерах. Многие из них почти не слышно гудят японскими «Судзуки» и «Ямаха», сверкают эмалью красочных покрытий.

Самоделка «Дик» для колпашевцев — всё равно, что грубо сколоченный из досок автомобиль!

Но вот, видимо, все страждущие пошупать, потрогать, посмотреть, ознакомились с допотопным плотом–катамараном, пришедшим из далёкого Новосибирска и держащим путь ещё дальше, на Крайний Север. Толпа зевак понемногу разошлась, удаляясь к пивным ларькам.

Я вернулся на плот, не надеясь найти там многих походных вещей. Особенно, блёсен, открыто лежащих в ящичках–выгородках настила, компасов, зажигалок, катушек с леской и другой мелочёвки.

Одного беглого взгляда, брошенного на плот, хватило, чтобы ещё раз убедиться в правоте слов Евгения Мандракова о порядочности приобских жителей–томичей. Бинокль, аккуратно вложенный в футляр, висел на мачте. Рядом болтался на ремешке планшет. Котелок, плитка, складная палатка, термос, «болотники», — всё на своих местах. Даже охотничий нож с берестяной рукояткой, предмет гордости, который, я не сомневался, больше не увижу, лежал на рюкзаке, зачехлённый и пристёгнутый к нему карабинчиком. Лески, блёсны — всё цело. На плоту ничто не поломано, не разбито.

Совестно мне стало за свои опасения. Скажете: «Чудо!». Нет, просто на реке, в отдалённых широтах, где люди живут издавна общими интересами, хорошо друг друга знают, совсем иное воспитание. Там сызмальства вынашивают в себе нормальные человеческие качества: честность, доброту, щедрость души, уважение к родителям и старикам. Дети их и внуки ходят в церковь, вырастают порядочными людьми, не способными на подлость и гадость.

Пока я возился с лодками, подкачивая их, мягко шурша шинами, подкатили «Джип» и «Ситроен». Двое средних лет мужчин и молодая женщина с ребёнком вышли из блестящих супер–дорогих машин, направились ко мне.

— Вот ты где, братан, — развязно подавая руку, сказал хозяин «Джипа», пузатый и лысый. Я удивлённо поздоровался, соображая, где могли пересекаться наши пути–дороги. Вразвалочку подошёл другой «новый русский» — амбал со сплюснутым носом, бритоголовый, с толстой золотой цепью на красной, жирной шее. Короткие штаны–шорты, белая майка, сандалии на волосатых, кривых ногах — «крутой мен»!

— Не парь репу, братан, — гоняя во рту жвачку, прочавкал он. — На пристани видели, как ты крутился там. Колись — страшно было?

— Не скрою, братан. Пришлось икру пометать, — поигрывая шляпой–афганкой, в тон ответил я. — Думал всё, братан, — кранты.

— Откуда и куда стрелку набиваешь?

— Из Новосибирска. На север иду. Путешествую… — объяснил я. Местные «господа» восхищённо покачали головами.

— Ну, братан, ты даёшь… У вояк молотишь? — указав на мой камуфляжный костюм, спросил «крутой мен» в трусах и майке. — Или секрет, братан?

— Да нет… На пенсии я…

— Вот бы и мне, Серж, бросить к чертям собачьим бизнес… Надоели разборки с конкурентами, с ментами. Сяду на такой плот и уплыву куда–нибудь, — вздохнул хозяин «Джипа», утирая платком вспотевшую лысину.

— Хоть сейчас! Вместе с этим дедом… В один конец! — запальчиво отозвалась от машины молодая, обтянутая джинсами женщина. Очевидно, жена. Хлопнула ребёнка ниже спины.

— Опять уронил в пыль мой мобильник!

— Вот так, Серж… Остаётся одна работа. А жить когда?

— Станешь пенсионером, как этот старикан, плыви, хоть заплывись! — подкрашивая губы у зеркала «Джипа», проговорила женщина. В её голосе чувствовались нотки самоуверенности и безразличия к словам мужа: «Да куда он поплывёт? Так, треплется».

— Да идёшь ты… — отмахнулся от неё бизнесмен, как от надоевшей, беспричинно тявкающей собачонки. Поворотился ко мне.

— Я на пароме со своей тачки наблюдал, как ты вокруг воронки носился. Мы с Сержем на тебя забашляли. Молодец, братан, выплыл! Серж мне штуку баксов продул. Рисково, братан, крутанулся ты. Там же глубина семьдесят метров! Эта воронка уже не одного схавала. Прошлой весной у мужика мотор сдох, а на вёслах не управился. Сыграл мужик в неё. Так и не нашли… Не надо ли чего, братан?

— Нет, братан. Всё, что надо, есть.

А что скажу? Денег дай! Не помешают… Может, и дал бы… На буханку хлеба, на бутылку пива… Не больше. Так, рисовки одни…

— Лады! Всё пучком! Погнали, Серж!

Женщина подхватила малыша, повернулась ко мне.

— Помаши, сына, дедульке ручкой… Вот так! Будешь себя плохо вести, отдам этому бородатому бродяге, он тебя посадит в мешок и к бабе-Яге в лес увезёт…

Вот коза драная! Нашла кем пугать ребёнка!

Прибежали мальчишки, принесли пять буханок хлеба и пару бутылок «Крем–соды». Выложили с полутысячной купюры сдачу. Всю, до копеечки. Я протянул им по десятке за труды.