Шрифт:
— Как эт–то к-куда его? Ко мне, в те… В техникум… П-пусть учится… Как эт–то кем быть? Лесничим будет…
От такой жизненной перспективы я энтузиазма не испытывал. Мне тотчас вставали перед глазами пьяные, мятые лесничие, их помощники, объездчики, наезжавшие к нам по лесоустройству, падавшие небритыми мордами в тарелки с холодцом. Нет, в лесной я не хотел. Вот, если бы в мореходку или в речное училище!
Выбирать не приходилось. Усадил меня отец по осени на телегу, повёз в Тогучин, к своей сестре Полине Зиновьевне.
— Жить будешь у тётки Поли, — говорил по дороге отец. — Учись, сынка. Лесничим станешь. Знаешь, как они живут?! Как сыр в масле катаются! Лесом налево, направо заправляют. Блату у них — во! В любой деревне лесничему и стол, и дом!
— У тебя тоже лес, а денег у нас никогда нет… — несмело возразил я из–за спины отца.
— Э-эх, — обиженно протянул он и подстегнул Волгу. — Да разве твой отец взял хоть копейку с людей за лес? Выпить с ними — выпивал, а чтоб деньги взять — не-е! И что, мы плохо живём? Что, у нас хлеба нет, есть нечего? Или раздеты, разуты ходим? Лошадь у нас, хозяйство, огород. А что ещё надо? К тётке Поле не с пустыми руками едем… Вон, сколько везем сала, масла, муки, сметаны.
Лучше бы он ничего не говорил про хозяйство, про огород. Не известная ещё мне философская мудрость, что не хлебом единым жив человек, выражалась внутренним протестом против жизни ради живота. Душа рвалась в неизведанное, на широкий морской простор. Учиться в лесном техникуме ради того, чтобы потом «кататься как сыр в масле»? Но об этом я промолчал. Слабо возразил:
— Я экзамены в техникум не сдам…
— Экзамены?! — удивился отец, — подхлестнув лошадь. — А для чего же тогда Васька Кот столько у меня сала и мяса сожрал, самогонки вылакал не меряно?! Пусть попробует не взять! Если что — жми прямиком к нему, скажи, так, мол, и так. Напомни, что ты сын лесника из Боровлянки. Смотри у меня! — пригрозил отец. Сдал меня сестре со всеми пожитками и уехал.
Лесной техникум представлялся мне чем–то вроде парка или ботанического сада. Листочки там всякие, деревца изучать. Как сажать, как охранять. И даже думать не мог, что лесное учебное заведение — сплошь тригонометрия, теодолиты и буссоли, астролябии и нивелиры, логарифмические линейки и всё в этом роде. Математика голимая. А с наукой этой точной у меня не лады. Семилетку на «хорошо» я закончил с помощью школьного закадычного друга Витьки Медведева, решавшего за меня контрольные по алгебре. Да ещё благодаря берёзовым дровам, подвозимым отцом к школе и ко двору её директора Прохора Петровича Краснякова.
Витька Медведев тоже решил поступить в Тогучинский лесной техникум. Мы встретились с ним в аудитории на сдаче вступительного экзамена по математике «устно».
Рассадили нас за разными столами. Списать у друга нет никакой возможности. Лысоватый очкарик с явным пренебрежением к моей столь очевидной тупости вкатил мне два «шара». Саркастически засмеялся:
— И куда вас несёт, мил человек? С вашими познаниями в математике не в лесничие, а в пастухи надо идти! Быкам хвосты крутить!
В пастухи я не пошёл, а прямиком, как наказывал отец, в кабинет директора лесхоза и техникума. К Коту Василию. И не потому, что горел желанием учиться на лесничего, а попросту боялся получить взбучку от отца.
Робко открыл дверь кабинета с табличкой «Василий Васильевич Кот».
— Разрешите экзамен пересдать? — виновато спросил я, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты кто? — не очень дружелюбно, скорее, даже сердито посмотрел на меня Кот.
— Сын лесника…
Кот смерил меня пристальным взглядом, припоминая, где ел и пил на халяву. Не у одних же нас «обсуждал» дела лесные.
— У меня много лесников… Чей ты сын?
— Гусаченко Григория Зиновьевича.
Василий Кот поднял телефонную трубку, стал набирать номер. Нехотя промямлил:
— Примите экзамен у Гусаченко…
Положил трубку, принялся листать бумаги. Не глядя на меня, махнул рукой:
— Ступай…
Я снова предстал перед ехидным очкариком. Взял билет. «Доказать теорему… Решить уравнение…» Тёмный лес!
— Ну–ну, — со смешком закачалась лысая голова очкарика. — Троечку поставлю. Учиться — то, как будешь? По телефонному звонку? А работать потом? Тоже по звонку?
Я не знал, как буду учиться. Меня это совершенно не беспокоило. Не интересовало. Без восторга прочитал я на доске объявлений приказ о своем зачислении на первый курс.
На другой день я и Витька Медведев вместе с другими учащимися техникума лопатили зерно на Тогучинском элеваторе.
Старшим в группе оказался всё тот же лысый очкарик. Он предупредил:
— Кто будет филонить, опаздывать или прогуливать — будет отчислен из техникума. А тебя, блатного, — ткнул он в меня пальцем, — выгоню в первую очередь.
Это он, конечно, загнул насчет отчисления. Василий Кот так бы ему отчислил! Да откуда мне было знать, что очкарик, выражаясь языком нынешней молодежи, «понты гнул»?