Шрифт:
Весной 1906 года арестован, за взятку отпущен, через две недели арестован вновь. В 1907 году выслан в Австрию. Жил в Германии, участвовал в социал-демократическом движении, боролся вместе с К. Либкнехтом, Р. Люксембург и А. Паннекуком против реформизма. Исключен перед войной из германской социал-демократической партии за несогласие с реформистами. «Ежедневное общение с Лениным, — пишет он, — обмен мнениями убедил меня в том, что большевики являются единственной революционной партией в России».
Тогда в Швейцарии рождалось интернационалистское объединение социал-демократов — противников войны.
«Боевой фонд этой организации составлен был таким образом, что Владимир Ильич внес от ЦК большевиков 20 франков. Бор-хард от немецких левых — 20 франков, а я из кармана Ганецкого от имени польских социал-демократов — 10 франков. Будущий Коммунистический Интернационал располагал, таким образом, для завоевания мира 50 франками, но для издания брошюры о конференции на немецком языке понадобилось 96 франков. 46 пришлось одолжить… На Кинтальской конференции мы уже представляли значительную силу…»
В Давосе он узнал о Февральской революции в Петрограде. Его вызвал к себе Ленин: «Надо ехать в Россию». Вместе с Ильичем и другими большевиками добрался до Стокгольма. Остался там в качестве агента ЦК для связи с заграницей.
…Страны, города и веси менялись в его жизни с кинематографической быстротой. И вот неторопливый поезд переползает от одной митингующей станции к другой. Октябрь 1917 года… А ему вспоминается то выступление на митинге, с которого началась его биография революционера-профессионала: за угощением старый крестьянии, видевший в своей жизни, наверное, не одно предательство хорошо начинающих интеллигентов, сказал ласково начинающему трибуну: «Смотри не предавай»…
Да, Карл Радек начинал хорошо. И жизнь его вне России до сих пор остается примером обретения себя в борьбе.
…Вот и перрон Финляндского вокзала.
«Как во сне приехали в Смольный, а через минуту были в кабинете у Ленина… Немедленно после приезда в Петроград был послан в Стокгольм для переговоров с представителем немецкого правительства Рицлером. После возвращения поехал с Троцким в Брест-Литовск».
Зимой 1918 года Радек выступил против заключения мира с Германией, однако очень скоро одним из первых признал свою ошибку. В 1924 году писал:
«Я не забуду никогда своего разговора с Ильичем перед заключением Брестского мира. Все аргументы, которые мы выдвигали, отскакивали от него, как горох от стены. Он выдвигал простейший аргумент: войну не в состоянии вести партия хороших революционеров, которые, взяв за горло собственную буржуазию, не способны идти на сделку с германцами. Войну должен вести мужик. «Разве вы не видите, что мужик проголосовал против войны?» — спросил меня Ленин. «Позвольте, как это голосовал?» — «Ногами голосовал, бежит с фронта». И этим дело для него было решено…»
Карл Радек в 1918 году нелегально отправился в Германию, принимал участие в I съезде компартии. Он как один из ее руководителей заключен в тюрьму Моабит. И оттуда ему удавалось передавать на волю записки, обосновывавшие тактику формирования ГКП. Вернуться в Россию удалось в марте 1920 года. Радека высоко ценил Ленин, написавший, когда разгорелся спор о правомерности направления Бухарина и Радека в ВЦСПС:
«Может быть, вы знаете лучших теоретиков, чем Радек и Бухарин, так дайте нам. Может быть, вы знаете лучших людей, знакомых с профсоюзным движением, дайте их нам…»
А потом была так называемая «левая оппозиция». Что привело Карла Радека в ее ряды? Революционное нетерпение, желание ускорить победу мировой революции? Действительно, в 1920 году, выступая на IX партконференции, он говорил: «Мы всегда были за революционную войну… Мы принципиально за то, что всякий пролетарий, могущий нести в своих руках оружие, должен помогать международному пролетариату». Но это год двадцатый: война с Польшей, революционный энтузиазм. Уже в 1922 году Радек поддерживает В. И. Ленина, который не согласился с Бухариным, предлагавшим внести в программные документы Коминтерна положение о том, что «каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию». В то время Радек вполне принимал внутриполитическую линию новой экономической политики. Но его беспокоило все больше и больше другое: судьба внешней политики Советской России. А ситуация была сложной: как совместить борьбу за международное признание пролетарского государства с поддержкой мирового революционного движения? Как и многие, Радек считал нэп маневром на пути к мировой революции. Он опирался на принятую единогласно резолюцию IV конгресса Коминтерна, где говорилось, что «пролетарская революция не сумеет восторжествовать в пределах только одной страны», что она «может восторжествовать только в международном масштабе, вылившись в мировую революцию». Радек отстаивает линию на создание единого рабочего фронта с социал-демократами. Так, в апреле 1922 года вместе с Н. Бухариным и К. Цеткин он был активным участником переговоров с Венским и Амстердамским Интернационалами. Но планировавшийся всемирный рабочий конгресс в Гааге состоялся без представителей Коминтерна во многом благодаря сектантской позиции его тогдашнего председателя Г. Зиновьева. Зиновьев, активно выдвигавший на первые роли во внутренней политике Сталина и сам претендовавший на руководство внешней, явно во вред коммунистическому движению везде клеймил «социал-предателей».
На V конгрессе Коминтерна в 1924 году Радек выступил почти с трехчасовой речью, требуя найти общий язык с социал-демократией Запада.
Что же крамольного было в этом остающемся недоступным широкому читателю выступлении?
«Речь Зиновьева, на мой взгляд, означает ликвидацию решений IV конгресса о тактике единого фронта».
«Если в Коминтерне мы ограничимся только официальной дисциплиной, то мы станем не живым Коминтерном, а только остовом его».