И этот тезис о «социал-фашизме», линия на сосредоточение основного удара по социал-демократии настойчиво навязывались Сталиным в годы мирового экономического кризиса, когда опасность фашизма все более нарастала. Они повторялись в решениях пленумов ИККИ, указаниях, которые получали компартии от руководства Коминтерна. На XVI съезде ВКП(б) в докладе Сталина и в выступлении В. М. Молотова также содержались установки на развертывание всемерной борьбы с «социал-фашизмом». Молотов, в частности, заявил: «…компартии и Коминтерн в целом должны выдвинуть задачи борьбы с фашизмом и социал-фашизмом, задачи разоблачения фашизма и социал-фашизма перед рабочими массами и задачи организации рабочих масс на основе большевистского проведения тактики единого фронта снизу для всемерного отпора наступающему фашизму и социал-фашизму». Таким образом, исключалась всякая возможность установления контактов между компартиями и социал-демократическими и социалистическими партиями с целью создания единого фронта рабочего класса против наступления фашизма. Такие рекомендации способствовали усилению сектантства, фактически сводили на нет возможность создания единого антифашистского фронта.

Практика антифашистской борьбы заставляла преодолевать эти догматические препоны. ИККИ в июне 1932 года, учитывая усиление фашистской опасности в Германии, рекомендовал добиваться вовлечения в единый фронт низовых организаций реформистских профсоюзов. И XII пленум ИККИ (август — сентябрь 1932 г.) попытался несколько расширить рамки единого рабочего фронта, признав возможным обращение к низовым организациям социал-демократических партий. Однако общие установки на единый фронт только снизу и оценка социал-демократии как «социал-фашизма» сохранились.

Эти сектантские формулы были на руку правым социал-демократам, заявлявшим о недопустимости контактов с коммунистами и ориентирующимся на сотрудничество с буржуазно-либеральными силами, на проведение политики «меньшего зла», что на деле облегчало реакции наступать на жизненные интересы трудящихся, расчищало путь нараставшей фашистской угрозе.

Одним из первых, кто осознал ошибочность сектантских взглядов, был руководитель Западноевропейского бюро Коминтерна Г. Димитров. В октябре 1932 года в письме в ИККИ он критиковал такой подход к совместным действиям, когда социал-демократам предлагали: «Идите к нам! Боритесь вместе с нами!» Димитров считал необходимым проводить тактику единого фронта с позиции: «Рабочие, без различия партийной и организационной принадлежности, создавайте на основе пролетарской демократии собственные, вами сообща избранные боевые органы, принимайте коллективное конкретное решение о совместном боевом выступлении против грабежа зарплаты и пособий, против фашизма, полицейского и национал-социалистского террора, в защиту ваших рабочих прав, ваших организаций, ваших боевых позиций, вашей жизни и жизни ваших вождей». Это был зародыш будущих решений VII конгресса Коминтерна, но в конкретной ситуации осени 1932 года предложения Димитрова не были реализованы.

Ход событий, особенно в связи с захватом в Германии власти гитлеровцами, настоятельно требовал отказа от обанкротившейся трактовки социал-демократии как «социал-фашизма» и перехода к конструктивному взаимодействию с ней. Осознание этой необходимости возникло не сразу, так же как и понимание того, что дело отнюдь не должно сводиться к новой кампании по разоблачению социал-демократии.

6 февраля 1933 года семь социалистических партий Европы обратились к руководству Коминтерна и Рабочего социалистического интернационала (РСИ) с предложением созвать конференцию двух Интернационалов для выработки плана совместных действий против фашизма. 19 февраля Бюро РСИ опубликовало воззвание, в котором заявляло о согласии вести переговоры с Коминтерном и предлагало прекратить взаимные нападки коммунистов и социал-демократов.

Первоначально составленный в ИККИ проект ответа от имени трех компартий — Германии, Франции и Англии носил весьма ультимативный характер. В нем содержались утверждения типа: «Сейчас вопрос стоит не о фашизме или парламентской демократии, а о диктатуре буржуазии или диктатуре пролетариата… Предлагаемое партиями II-го Интернационала заключение «пакта о ненападении», т. е. отказ от критики, фактически означало бы отказ от нападения на буржуазию. Пакт с союзником классового врага есть пакт с классовым врагом» и т. д. В то же время в нем говорилось о готовности участвовать в совместной конференции.

25 февраля секретарь ИККИ И. А. Пятницкий послал проект ответа Сталину и Молотову с просьбой дать «указания, можно ли этот ответ послать и опубликовать, или указать, как его переработать». После получения от Сталина соответствующих указаний проект был переработан и 28 февраля вновь послан ему с просьбой дать замечания.

Опубликованный в виде воззвания ИККИ к рабочим всех стран от 5 марта 1933 г. этот документ содержал программу антифашистской борьбы и предложение компартиям добиваться установления единого фронта с социал-демократическими партиями. Однако в нем ничего не говорилось о готовности Коминтерна вести переговоры непосредственно с РСИ. Это послужило для лидеров последнего предлогом отвергнуть предложение ИККИ. Таким образом, снятие из проекта ответа заявления о готовности Коминтерна пойти на переговоры с РСИ помешало в тот момент осуществлению зтого мероприятия, которое могло содействовать подъему антифашистского движения.

Однако настроения в пользу переговоров Коминтерна с РСИ усиливались. 7 апреля руководители компартий Франции и Чехословакии М. Торез и К. Готвальд прислали в ИККИ телеграммы, предлагавшие Коминтерну пойти на эти переговоры. Вместо этого руководство ИККИ. получив указание Сталина, разослало компартиям директивы, содержавшие требование «усилить кампанию против 2-го Интернационала, который не только замалчивает измену германской социал-демократии, прекращает кампанию против германского фашизма, но и отказывается от единого фронта с коммунистами по настоянию германской социал-демократии. 2-й Интернационал и его секции срывают борьбу с фашизмом и наступлением капитала против рабочего класса. Необходимо подчеркнуть переход германской социал-демократии в лагерь фашизма». Здесь, разумеется, вновь сказалось отношение Сталина к социал-демократии и его влияние на политику Коминтерна.

Позиция Сталина в связи с событиями в Германии и его отношение к социал-демократии видны также по его правке весной 1933 года статьи одного из руководителей Компартии Германии, Ф. Геккерта, «Что происходит в Германии». На первой странице рукописи Сталин задает себе вопрос и отвечает на него: «Соц. — фашисты? Да». К словам автора о том, что социал-демократия перешла на сторону фашизма, Сталин приписал: «И почему коммунисты именуют социал-демократов вот уже три года социал-фашистами».

И позднее, в ответ на поставленный Г. Димитровым в его письме от 1 июля 1934 года вопрос: «Правильной ли является огульная квалификация социал-демократии как социал-фашизма?» — Сталин написал: «Насчет руководства — да, только не «огульная». Таким образом, и в период, когда компартии в ряде стран Европы, прорывая существовавшую стену недоверия между коммунистами и социал-демократами, добивались создания единого фронта, когда под руководством Димитрова в Исполкоме Коминтерна начался пересмотр несостоятельных схем и догм, Сталин еще сохранял свои представления о социал-демократии. На вопрос Димитрова: «Правильно ли считать социал-демократию везде и при всяких условиях главной социальной опорой буржуазии?» — он ответил: «В Персии, конечно, нет. В основных капстранах — да». На вопрос: «Правильно ли считать все левые социал-демократические группировки при всяких условиях главной опасностью?» — Сталин ответил: «Объективно — да».