Я думаю, нет нужды доказывать, что сложная международная обстановка, когда в Европе назревала мировая война, требовала от работников Наркоминдела максимальной собранности и самоотдачи. Однако внутри самого наркомата в те годы положение было крайне напряженным и с каждым днем становилось все более тяжелым. Аресты и незаконные репрессии, захлестнувшие страну, не обошли стороной и многих дипломатов. Им предъявлялись чудовищные обвинения — шпионаж, измена Родине, предательство.

Часто случалось так: сговоришься с коллегой встретиться по какому-либо вопросу, а на другой день его уже нет в наркомате — арестован. Не скрою, что все мы, работники НКИД, были обескуражены вакханалией прокатившихся репрессий. Каждый из нас находился в тягостном ожидании, опасаясь участи, которая постигла многих коллег по наркомату.

После состоявшегося в 1938 году процесса над бывшим заместителем народного комиссара иностранных дел Н. Н. Крестинским был репрессирован другой замнаркома — Борис Спиридонович Стомоняков. В компетенцию этого видного советского дипломата, болгарина по национальности, входили отношения СССР с Китаем, Японией, Ираном, Турцией, Афганистаном, прибалтийскими государствами. Он возглавлял также Монгольскую комиссию, ведал отношениями СССР с Тувинской Народной Республикой. Его рабочий день заканчивался, как правило, ночью. Несколько раз, заходя в кабинет Б. С. Стомонякова, заставал его в необычном положении: голова была укутана в мокрое полотенце. Из-за постоянных перегрузок у него к концу дня развивалась сильная головная боль, которую он пытался ослабить холодной примочкой. Арест Б. С. Стомонякова был ударом для НКИД и для наших отношений со странами Востока и Прибалтики.

Хорошо знал сотрудника 3-го западного отдела С. И. Виноградова. Это был всесторонне развитый человек, инициативный и энергичный дипломат, он «тянул» огромную работу, связанную с делами нашего посольства в США, и, кроме того, ведал общими проблемами Западного полушария. Под псевдонимом «Севин» он опубликовал ряд книг по международным вопросам, регулярно читал лекции о международном положении, об Американском континенте. Виноградов пользовался расположением коллектива наркомата, избравшего его председателем клуба НКИД. Он часто выступал в клубе со своими стихами на злобу дня. И вдруг он не явился в НКИД — его арестовали. О Виноградове в наркомате больше никто ничего не слышал. Он был объявлен «врагом народа».

С уважением и симпатией относились сотрудники НКИД к заместителю заведующего правовым отделом М. А. Плоткину. Он пестовал в НКИД бывших слушателей института Наркоминдела (а к их числу принадлежал и я), а в самом институте, ведая учебным процессом, приглашал читать лекции видных советских послов А. М. Коллонтай, И. М. Майского, А. А. Трояновского, Б. Е. Штейна и других, а также крупных советских ученых — А. К. Дживелегова, Е. Б. Пашуканиса, И. С. Звавича, оказавших существенное влияние на становление будущих дипломатов. Сам М. А. Плоткин читал курс международного частного права. Он был приветливым, добрым и отзывчивым человеком. Арест Марка Абрамовича Плоткина как «врага народа» был для нас особенно тяжелым, непостижимым.

Это лишь небольшой перечень сотрудников Наркоминдела, которые подверглись незаконным репрессиям. Обстановка в НКИД была крайне обостренной. Обмен мнениями и разговоры сократились до минимума. Практически все дипломаты находились под подозрением, поэтому старались резко ограничить контакты друг с Другом.

Атмосфера несколько разрядилась после состоявшегося в марте 1939 года XVIII съезда ВКП(б), на котором много говорилось о необходимости чуткого и бережного отношения к члену партии. Люди поверили в перемены, стали свободнее высказывать свои мысли, говорили о тех, кто мешал спокойно жить и работать. Бывший секретарь наркома Ю. М. Козловский заявил на собрании 10 февраля 1939 года: «…эти люди (клеветники) создали буквально обстановку ада кромешного, они создали атмосферу, в которой можно задохнуться. Главное, от них не требовали, чтобы они доказывали свои обвинения, а, наоборот, требовалось от человека обвиняемого, чтобы он доказал, что он не верблюд».

На собрании по итогам XVIII съезда ВКП(б), которое состоялось в начале апреля 1939 года, я попросил слова. В своем выступлении сказал:

«Я не буду говорить об основных задачах в отношении кадров, ибо здесь ясно сказано было и докладчиком, и предыдущими товарищами. Но я хочу сказать: перестроилась ли наша партийная организация в соответствии с решениями XVIII съезда? Перестраивается, но очень медленно. Нет достаточной решимости и смелости. Я приведу небольшой пример. Мы рассматривали личные дела Заболотского, Альтман, Назарова и других товарищей. К чему в результате мы пришли? Да к тому, что отменили решение об их исключении (из партии), и только. Но не вынесли из этого для себя надлежащего урока, не провели необходимой разъяснительной работы. Не воспитывали на этих делах членов нашей партийной организации.

Наша группа рассматривала дело товарища Бухвалова. Товарищ Бухвалов взял неправильное политическое направление в своей служебной и партийной работе: подавал на своих товарищей различные необоснованные заявления, сеял подозрительность, не содействовал сплочению партийной группы вокруг основных задач нашей партии.

Мы рассматривали на группе вопрос о товарище Бухвалове с целью воспитать других коммунистов. Партгруппа поставила ему на вид. В этом товарищ Бухвалов усмотрел гонение против молодых кадров. Это показывает, что воспитательная работа, а также разъяснение решений XVIII съезда партии стоят у нас не на должной высоте, что не все товарищи поняли огромное значение решений XVIII съезда нашей партии» [21]

Благоприятные перемены в обстановке оказались лишь короткой паузой. Трагические события 1937–1939 годов справедливо квалифицируются как противоречащие всяким нормам человечности, интересам партии, народа и государства. Аресты и репрессии нанесли Наркоминделу тягчайший урон.

Однако при всей сложности обстановки советские дипломаты успешно решали задачу внешней политики СССР — обеспечение безопасности страны. Большие усилия работники НКИД прилагали к укреплению отношений с Англией, Францией, Германией и Японией. Шла повседневная работа, нацеленная на защиту важнейших интересов Советского государства.