Впоследствии Ольга Петровна не раз вспоминала этот первый, памятный для нее смотр, когда она вблизи увидела полки, покрывшие себя славой непобедимых. Со временем она привыкла к ним настолько, что узнавала в лицо каждого или почти каждого. Она узнала, что обстоятельный Криворучко всякий раз, садясь писать приказ по полку, натягивает сапоги: приказ — это не родне приветы, тут необходимо уважение к тому, что пишешь. Ее перестал коробить цинизм Девятого, неисправимого ругателя. Лихой Илларион Няга, чуб на сторону, зубы напоказ, посмеиваясь, деликатно объяснил ей, возмутившейся однажды жестокостью боя, когда не было взято ни одного пленного, объяснил, что ничьей вины в этом нет, какая тут вина? Одно слово: бой. Или ты, или тебя… (Под Новой Греблей, слышала она, как раз эскадрой Няги, спешившись и ползком подкравшись к офицерским позициям, бросился и переколол, изрубил всех, не оставив никого в живых. Долго будут помнить офицерские полки Иллариона Нягу!..) Спокойный хозяйственный Макаренко, полная противоположность Няге, защищал проштрафившихся на привалах бойцов, оправдывая их тем, что все проделки и грехи идут от молодости лет и сознания того, чем хороша жизнь; ценность жизни и всего, что с нею связано, ребята (макаренковское слово) понимают очень хорошо, потому что ставят ее на кон ежедневно, а если бои бывают затяжными, то и несколько раз на дню. Как же тут, судите сами, не согрешишь? Живут люди от боя до боя. Понимать надо… Еще проникновеннее судил о бойцах комиссар Христофоров. Для него, бывшего учителя, молодые огрубевшие кавалеристы, чья личная судьба совпала с годами небывалой разрухи и перестройки, были точно раскрытый букварь. Да, растолковывал он докторше, сказавшей как- то о поголовной неграмотности в эскадронах, люди разуты, раздеты и большей частью еще худо вооружены. Да, вши, тиф, корка заплесневелого хлеба и глоток болотной воды. Да, ни читать, ни даже расписаться. Но тем поразительней, что они, неграмотные, видят впереди яркую, большую цель, чего не видят многие интеллигенты, грамотеи, люди ученые и знающие сверх головы. И бойцы проломятся к этому будущему, сделают его. Они, заметьте, даже ценят себя не за то, что успели сделать, а за то, что собираются устроить на завоеванной земле (это, кстати, идет в них от самого комбрига). Потому-то они и рвутся в бой, и погибают лицом вперед, к той самой цели, которую им загораживает враг, и пули, как правило, бьют им в сердце… Да, добавил Христофоров, многих, очень многих теряет и еще недосчитается в своих рядах бригада, но зато тем, кто останется жить, цены не будет. Они, только они, будут создателями и устроителями — на других надежды нет.

В морозный январский день, закончив формирование, бригада пошла на Одессу, с ходу сбила передовые заслоны и завязала бои за Вознесенск.

Белое командование понимало, что Вознесенск является ключом к Одессе, и обороняло этот дрянной полуразбитый городишко всеми имеющимися силами.

Рано утром 30 января Ольга Петровна с перевязочным отрядом бригады подъехала к Вознесенску. Впереди на фоне малиновой морозной зари поднимались столбы дыма. Квартирьеры рассказывали, что городишко взят всего час назад дружной кавалерийской атакой. Бригада шла на штурм под ураганным артиллерийским огнем. Деникинцы не выдержали удара и побежали к Бугу.

Раненых и обмороженных свозили в городскую больничку, ограбленную белогвардейцами подчистую. Первым делом следовало протопить помещение, запастись кипятком и приготовить хоть какой-нибудь горячий завтрак. Старик Степаныч, единственный помощник Ольги Петровны, раздобыл где-то воз соломы, настелил ее на пол вместо постелей и принялся топить печи. Затянутые снегом окна поплыли, сырость потекла по стенам.

Распоряжаясь, Ольга Петровна старалась успевать везде. На плите закипал большой бельевой бак с пшеном. Степаныч распарывал грубые мешки на длинные лепты, готовясь к перевязкам. Раненых все подносили и подносили, укладывали рядами на разостланной соломе.

Приехал Котовский, вошел весь в инее, красный от мороза, рукой в перчатке растирал прихваченное ухо. Ольга Петровна встретила комбрига в штыки. Где перевязочный материал? Где инструментарий? Где оборудование? Начсандив позавчера сказал ей, что не может дать даже одного бинта, — нету.

Лицо Ольги Петровны пошло гневными пятнами. Она кричала, что подобное отношение к раненым не может быть терпимо. Хорошо еще, что Степаныч раздобыл где-то несколько горстей пшена. А если бы не раздобыл? Чем прикажете кормить людей? Соломой?

Комбриг обрадовал Ольгу Петровну сообщением, что на станций в числе трофеев захвачен прекрасно оборудованный санитарный поезд.

— Приступайте к разгрузке. Все, что нужно для бригады, забирайте без стеснения. Там всего много.

Собираясь уезжать, он сказал, что бригада развивает наступление на Севериновку, нацеливаясь на Кучурганы и Раздельную, а дальше — выйдет к Тирасполю и Бендерам, захватив переправы через Днестр.

Помогать Ольге Петровне остался сопровождавший комбрига Семен Зацепа.

Санитарный поезд, о котором говорил Котовский, выглядел чистеньким, нарядным как игрушка. У Ольги Петровны заблестели глаза.

— Семен, голубчик, ты только посмотри: это же рай!..

Их встретил человек в меховой шапке и теплой офицерской шинели, отрекомендовавшийся главным врачом. Пустить кого-либо в вагоны он отказался, сказав, что поезд занят ранеными и к тому же находится под защитой датского Красного Креста. Тон главврача, его поза смутили Ольгу Петровну, она в растерянности оглянулась на своего молчаливого спутника.

— А ну-ка, — проговорил Зацепа, слегка отстранил концом нагайки врача и полез в вагон.

У того запрыгали глаза.

— Я буду жаловаться! Я требую, чтобы нас немедленно направили в Одессу!

Вскоре Семен показался из вагона, и под его мрачным взглядом врач сразу сник.

— Ты кого это, шкура, хоронишь в своих вагонах?

В поезде, как выяснил Семен, меньше всего было раненых. В удобных, теплых вагонах, на чистых постелях под одеялами скрывались белогвардейские офицеры. Пришлось тут же вызывать конвой и приниматься за перетряску всего поезда.

Тем временем бригада, сбивая заслоны, упорно обходила Одессу с севера. Котовский намеревался перехватить пути отхода противника и стать между городом и Днестром.

Березовку взяли после боя с частями полковника Стесселя, под Кучурганами разбили конницу генерала Бредова, в Колосовке изрубили целый полк деникинцев.

Враг откатывался, не имея возможности оглядеться и занять оборону.

Вьюжным вечером в клубах вздымаемого ветром снега с эскадроном Девятого комбриг ворвался в местечко Севериновку, в сорока километрах от Одессы. Уже было известно, что в самой Одессе рабочие подняли восстание.