Измученный донельзя Ян добрался до какой-то церкви; она была заперта; он подергал за ручку, затем опустился у стены, чтобы отдохнуть и спешить дальше. Но утомление взяло свое; Ян склонялся все ниже и ниже и наконец лег совершенно; крепкий сон оковал его.

Грубый окрик и пинки ногой пробудили ночного скитальца. Был уже день, припекало солнце; над Яном стоял сторож с парой огромных ключей в руке.

— Чего развалился, как боров? — сердито восклицал старик. — Ишь, какую постель нашел себе! Люди в церковь идут, а он всю дверь перегородил!

Ян вскочил, вспомнил все, что происходило с ним, и пустился бегом; на улицах уже царило оживление, раздавался говор, из распахнутого окна какого-то дома неслось пение женского голоса.

Ян затерялся среди прохожих, расспросил про дорогу и добрался до своего жилища. На сердце у него было неспокойно.

Когда он показался в мастерской, она вдруг вся смолкла; ни звука не проронил и даже не глянул на него и Бонавентури, мимо которого он прошел на свой табурет у окна. Ян успел заметить, что отсутствовал только его сосед — подмастерье со сросшимися бровями.

Бонавентури сделал несколько указаний товарищам Яна, затем вышел в кухню и немного погодя Ян услыхал зов его.

Ян встал с места и вся мастерская, как один человек, подняла головы и проводила его глазами.

— Зайди-ка сюда?.. — проговорил Бонавентури, пропуская молодого подмастерья на свою половину. Он плотно запер за собою дверь.

Ян впервые очутился в хозяйской спальне; она была большая, полутемная; над двумя деревянными кроватями с горами подушек были устроены выцветшие синие балдахины с позолоченною резьбой на столбах. Около окна сидела и с сердитым видом вязала чулок седая хозяйка; она устремила на Яна негодующий взгляд, а пухлые пальцы ее продолжали проворно бегать и жить самостоятельною жизнью.

— А ну-ка, садись, дружок!.. — проговорил Бонавентури, указывая на свободный стул и грузно опускаясь рядом. — Я тебя очень люблю и ценю: будет из тебя прок, всем это говорю, а вот все же приходится расстаться с тобой!.. Не потому, что ты ночью ушел тайком и дом оставил открытым — мало ли ведь кто мог бы забраться и обокрасть нас?., ну, да ты это не подумав сделал; ты влюблен, твое дело молодое, все в твои годы сумасбродствуют! Но ты ударился в политику…

— Я?!.. — изумился Ян.

— Да, ты! Ты связался с партией врагов господина епископа, а он сила! Ты участвовал в выпуске разбойников из тюрьмы…

— Я участвовал?.. каких разбойников?!.. — Ян онемел и глядел на старика вытаращив глаза.

— Потом джостра!.. — продолжал ювелир. — Оруженосец-то оказывается твоим другом и теперь схвачен и сидит под замком! Это все знаю пока я, да еще один человек… он следил за тобой и сегодня предупредил меня… Человек он скверный, опасный!.. не поручусь, что нынче же не явятся ко мне сбиры и не отведут тебя в тюрьму, а я этого не хочу допустить! Собирай скорей свои вещи и уходи из города… того прохвоста я нарочно по будто бы очень спешному делу услал подальше, чтоб не успел донести на тебя! Вот тебе заработанное… — он достал из кармана и протянул собеседнику кошелек. — Тут немного больше, ну, да когда-нибудь сочтемся: пройдет год-другой, опять буду ждать тебя к себе!..

Ян поцеловал у него руку и старик растрогался.

— Ну, а теперь час добрый… живо укладывайся!..

Бонавентури поднялся со стула.

Старый ювелир вышел и скрылся в мастерской, плотно притворив за собой кухонную дверь. По дороге он оглянулся на занавеску, за которой помещалась кровать служанки: оттуда доносились заглушенные всхлипывания Моники, подслушавшей разговор.

Ян побежал наверх и, когда спускался обратно со своим дорожным мешком в руках, то услыхал разговор внизу.

— Гуся-то ты завернула ему?.. — озабоченно говорила старушка Бонавентури.

— За-вер-ну-ула!.. — отвечала Моника. — Хле-еба еще на-до!..

— Побелей который, возьми свежего… Да полотенце положи с мыльцем!.. — Ян вошел в кухню. Мешок его набили битком; хозяйка вызвала мужа из мастерской и произошло прощанье. Бонавентури обнял своего бывшего помощника и все трое, желая ему счастливого пути, проводили его до порога кухни.

Ян оглянулся на них в воротах, махнул беретом и скрылся. Толстый Бонавентури стоял, обняв одной рукой за плечи жену, и кивал ему головою; Моника выскочила на улицу и долго глубоко вздыхала и смотрела вслед приворожившему ее сердце подмастерью.

Тронутый, озадаченный и встревоженный, Ян прежде всего побывал в «Двух львах».

Траттория была пуста совершенно; хозяин уселся с гостем в уголке за столом и Ян рассказал все вновь приключившееся. Одноглазый слушал внимательно, ни в какие пояснения не вдавался и, как всегда, был скуп на слова.

— Бонавентури — умный человек!.. — проронил он. — Когда собираются тучи — надо прятаться!..

— Но кто же этот мой враг?.. — спросил Ян.

— Тот, кто завидует!

— Ведь он все наврал про меня!!