А вот как говорит отец Иоанн об увлечении русского общества театрами и о предпочтении многими русскими людьми театральных зрелищ, ради которых стало пренебрегаться посещение церковных богослужений: «В театре многим приятно чувствуется, а в церкви — тяжело, скучно, — отчего? Оттого, что в театре все прекрасно подлажено чувственному человеку, и диавола мы там не трогаем, а тешим его, и он нам делает удовольствие, не трогает нас: веселитесь себе, друзья мои, думает, только смейтесь, да Бога не помните. В церкви же все приспособлено к возбуждению веры и страха Божия, благочестивых чувств, чувства нашей греховности, растленности; и диавол всевает в наше сердце сомнения, уныние, тоску, лукавые, скверные и хульные помыслы [596] , - и вот сам себе не рад человек и стоять не может, час трудно простоять. И бежит скорее вон. Театр и церкви — противоположности. То — храм мира, а это — храм Божий; то — капище диавола, а это — храм Господа» [597] .

Как это справедливо сказано и как это вполне и даже еще в большей степени идет и к нашему времени! Эту болезнь русского общества умело использовали безбожники-большевики, отвлекая людей от Церкви театральными зрелищами; это же делается у нас и за границей — непрошеные мнимые «благотворители» и «просветители» отвлекают легкомысленных русских людей от храма Божия и покаянной молитвы путем устройства увеселительных зрелищ и собраний в кануны воскресных и праздничных дней и в дни святых постов.

Скорбел наш великий праведник и об увлечении русских людей его времени разными светскими писателями и учителями, проповедниками разных новых модных учений, в ущерб Слову Божию и учению Святой Церкви.

«По своих похотех изберут себе учители, чешеми слухом, — приводит он по этому поводу пророческие слова святого апостола Павла во 2 Послании его к Тимофею, гл. 4, ст. З [598] . — Не это ли ныне делают светские люди и даже многие духовные? Не сами ли себе избрали они учителей, ласкающих их слуху? Учатся не у единого Учителя-Христа, из Евангелия Его, и не у Церкви Его, а у светских журналистов, фельетонистов, романистов, поэтов, актеров и говорят: ах! как все это занимательно, как все это нравоучительно! И если не на словах, то на деле говорят: нам не надо ни Евангелия, ни Церкви с ее богослужением, Таинствами и проповеданием Слова Божия. У нас такие хорошие, пренравственные учителя! Господи Иисусе! До чего мы дожили? Отвергли словеса Твои вспять» [599] .

Не раз в своих вдохновенных мыслях отец Иоанн объясняет стремление к развлечениям душевной пустотою, которая естественно возникает в человеке, когда он перестает жить серьезной жизнью.

«Что значит искать развлечений? — спрашивает он и отвечает. — Значит хотеть наполнить чем-нибудь внутреннюю болезненную пустоту души, созданной для деятельности и не терпящей быть праздною» [600] .

Решительно осуждал отец Иоанн светское просвещение, которое возобладало у нас в последние два века над просвещением духовным под влиянием сближения с Западом: «Современное ложное просвещение, — говорил он, — удаляет от истинного Света, просвещающаго всякого человека, грядущаго в мир [601] , а не приближает к Нему. А без Христа суетно все образование» [602] .

«Учившаяся и недоучившаяся молодежь редко ходит в церковь, — говорит он в другом месте, — вообще не ведет дела воспитания своего духовного, считая его как бы ненужным и отдаваясь житейской суете. На это надо обратить внимание. Это плод гордости, неразвитости духовной. Считают посещение храма и богослужения общественная делом простого народа да женщин, забывая, что в храме со страхом служат вместе с человеками Ангелы и вменяют это себе в величайшее блаженство» [603] .

Вот как сравнивает отец Иоанн современную ему светскую жизнь отошедших от веры и Церкви людей с настоящей жизнью — жизнью духовной, которой должны жить все подлинные православные христиане, не напрасно носящие это имя.

Не раз в своем дневнике наш великий пастырь возвращается к вопросу о пагубности развлечений, которым так любят предаваться современные люди. «Смотря на многоразличные развлечения людей, — говорит он, — на исключительные попечения о плоти, думаешь: есть ли в людях душа?

А если есть, то почему они не заботятся, не думают о ее спасении, ибо она предана бесчисленным грехам, которые составляют смерть ее, и смерть вечную? Есть ли вечная мука и вечное блаженство? А если есть, то отчего так мало стараются или вовсе нет старания избежать вечного мучения и наследовать вечное блаженство? Вот что меня удивляет. И еще: отчего людей не страшит страшный час смерти? Ведь не вечно же будем мы жить на земле. Когда-нибудь и до нас очередь дойдет, и нам скажут: обратитесь и вы, сыны человеческие, в персть [604] , из которой созданы. О, рассеянность наша, гордость наша, пристрастие, пригвождение к земле! Грешники, думаете ли вы, что Богу нечем наказать вас? О, есть чем, есть чем! Это — геенна огненная, езеро огненное, тартар страшный, которого и сам сатана трепещет, червь неумирающий и скрежет зубов» [605] .

«Говорят: не важное дело есть скоромное в пост, не в пище пост; не важное дело носить дорогие, красивые наряды, ездить в театр, на вечера, в маскарады, заводить великолепную дорогую посуду, мебель, дорогой экипаж, лихих коней, собирать и копить деньги и прочее; но из-за чего сердце наше отвращается от Бога, Источника жизни, из-за чего теряем вечную жизнь? Не из-за чревоугодия ли, не из-за драгоценных ли одежд, как евангельский богач [606] , не из-за театров ли и маскарадов? Из-за чего мы делаемся жестокосердыми к бедным и даже к своим родственникам — не из-за пристрастия ли нашего к сластям, вообще к чреву, к одежде, к дорогой посуде, мебели, экипажу, к деньгам и прочему. Возможно ли работать Богу и мамоне; быть другом мира и другом Божиим, работать Христу и велиару [607] ? Невозможно» [608] .