Японцы не могли видеть нас. Но они знали, что лес впереди них полон нашими стрелками.

Пока еще с нашей стороны не было ни одного выстрела…

Лес еще молчал.

Он стоял темный и мрачный… Тихо шевелились верхушки деревьев… Серый, густой туман дымился между деревьями.

Нервно, лихорадочно сыпались в лес выстрелы с японской стороны…

Казалось, японцы хотели засыпать пулями весь лес, истребить в нем все живое… Казалось, им была дорога каждая минута, каждая секунда, и они торопились сделать как можно больше выстрелов, — пока еще враг не показался из лесу.

Конечно, они стреляли наудачу.

Точно сбитые градом или сломанные ветром падали сучья, ветки и листья.

Но падали и люди…

Трава обагрялась кровью, слышались стоны…

Приподнимаясь на локте, раненый воспаленным взглядом провожал проходивших мимо товарищей… Беззвучно, медленно шевелились побелевшие губы… Глаза точно становились больше, прозрачней, точно озарялись изнутри проникнувшим их на сквозь светом. Точно измученная душа билась в них, как в окна, и молила, чтобы и мир откликнулся на её страдание… и увидел ее в этих больших сияющих глазах и увидел сквозь них глубокую и жестокую муку…

— Подобрать!

Только всего!

Остановиться нельзя… Нужно идти. Только ненависть впивается в сердце… Мрачно вперед, между деревьями, смотрят из-под сдвинутых бровей хмурые глаза… Пальцы крепко сжимают винтовку…

Кажется, деревянная накидка ствола лопнет, как сухая щепка под пальцами.

Вон еще упал…

Пуля угодила прямо в сердце…

Навзничь грохнулся… Царапает грудь… Рубашка на груди и руки потихоньку покрываются кровью… Знает, что нет спасения… Только шепчет:

— Братцы, ах, братцы…

Мигает глазами… На ресницах слёзы.

Силится поднять голову — нет силы… Слышит, должно быть, как около глухо стучат сапоги… Ведет глазами кверху, чтобы увидеть кого-нибудь, какое-нибудь знакомое лицо, но перед глазами какая-то темная муть…

Снова шепот:

— Ах, братцы, ах…

Веки отяжелели, надвигаются на глаза, словно застывают… Что-то красное брезжит сквозь ресницы…

Что это?.. Листья!.. Точно кровь побежала по стволам деревьев под корой и разлилась в листьях, и листья дрожат и трепещут, кровавые как рубин…

— Этого оставить!..

Кого это «оставить»… Его или еще кого?..

Холодный ужас наполняет душу. Полуразверстые губы силятся крикнуть что-то… Все лицо подергивается… Вздрагивает все тело…

— Ах, братцы!..

Дальше, дальше…

Мимо раненых и убитых, мимо умирающих, перепрыгивая через убитых, подвигаются стрелки.

Слышатся слова команды; в солдатских рядах вперемежку со стоном раздаются там и сям отрывистые голоса:

— Не выдавай!

— Гляди друг за друга…

Точно с кровью вырываются эти слова из груди…

А впереди все валятся…

Вон одному ударило в плечо. Выронил винтовку, схватился за плечо, щупает пальцами около раны… На побледневшем лице выражение напряженного ожидания…

Вон один остановился, сел поспешно и стал снимать сапог.

Видно, что торопится… Дергает сапог, охватив одной рукой около каблука, другой — за носок.

Снял, наконец, и порывисто нагнулся… Грязная портянка вся в крови.

Также торопливо начинает разматывать портянку, подняв ногу и придерживая ее на весу, под икру, правой рукой.

Размотал и опять нагибается. Долго смотрит, потом осторожно ставит ногу на траву, пробует, может ли наступать.

А кровь так и льет сбоку около большего пальца…

Из рядов выскакивает солдат, подбегает к раненому.

— В ногу?

— В самый палец…

И раненый поворачивает ногу так, чтобы видно было рану. Потом взглядывает на солдата.

— Кабы малость полегче… Идти нельзя.

— Свести, может? — говорит солдат неуверенно и мечется на месте.

Глаза у раненого становятся хмурыми. Он машет рукой.

— Догоняй своих. Сам дойду.

Он строго смотрит на солдата.

— Ну?.. сказано тебе, Иван Петров!

И, нагнувшись, перевертывает портянку другой стороной, расстилает ее на земле и, осторожно придерживая рукой, ставит на нее ногу.

— Ну, народец-бормочет он.

И вдруг откидывается всем корпусом назад, прикрыв рану обеими ладонями… Нижняя губа закушена, лицо побледнело. Долгий свистящий звук, точно он всасывает что-то сквозь крепко стиснутые зубы, вырывается с одного угла рта, раздувая губы в этом месте.