В один прекрасный день сказки дали свой результат. Ванечка терпеливо дождался, пока бонна устанет декламировать стихи Пушкина за хрустальный гроб. Стоило воспитательнице войти в туалет, как Моршанский мгновенно запер дверь и понесся вперед к счастливой дворовой жизни с такой скоростью, на какую был бы вряд ли способен Конек-Горбунок. Даже при условии, если бы этого животного оседлал сам Мальчиш-Кибальчиш и хорошо молотил пятками по ребрам коня, гоня его к сверкающим вершинам коммунизма.

Сортирная задвижка с успехом выполняла функции Кощея Бессмертного, хотя бонна вела себя в заточении не так скромно, как та самая Василиса в злодейском каземате. Роль Ивана-царевича ближе к вечеру исполнил Моршанский-старший после того, как прибыл домой вместе со своей второй половиной.

Мадам Моршанская с ее таской до музыки сразу догадалась: хриплые вопли, раздающиеся из туалета, мало напоминают ее любимую арию Чио-Чио-сан или песню «Любовь, комсомол и весна», гораздо регулярнее действовавшую на нервы по радиоточке, и едва не упала в обморок, когда освобожденная флиберичка выскочила на относительную свободу. Потому что бонна вовсе не бросилась на шею Моршанским с искренней благодарностью за избавление от неволи, а выдала такой набор фраз, какие вряд ли встречались в тех самых книжках.

Некоторые из этих словосочетаний повторил и наконец-то разысканный в подвале Ванечка, от которого пахло так, словно он не чинно гулял на свежем воздухе с другими детьми, а три дня и три ночи доблестно сражался со Змеем-Горынычем со всеми вытекающими во время дуэли последствиями.

Мадам Моршанская врубилась — она теперь кое-чему может научиться от сына, когда Ванечка открыл на себе рот, упрекая родителей в дремучем невежестве. Действительно, разве без его помощи профессор Моршанский мог бы дальше переть в ногу со временем и народом, когда даже свой спинджак он именовал каким-то дурным словом, а о существовании польтисрака вовсе не догадывался?

С тех самых пор родители скумекали: из Ванечки вырастет самый настоящий лингвист, несмотря на то, что его старались как можно реже выпускать во двор. Бонна продолжала приобщать ребенка к литературе до тех самых пор, пока на Ванечку не нацепили школьный ранец.

Первого сентября, прийдя домой из школы, младший Моршанский убедительно доказал родителям: от влияния среднего образования его не оградит не то, что какая-то маломощная бонна, но даже сильное отсутствие музыкального слуха. Мадам Моршанская с явным удивлением узнавала от сына все новые и новые слова, хотя, откуда дети появляются на свет, Ванечка успел поведать ей еще во время первой в жизни экскурсии во двор. Больше того, мадам перестала принимать в своем доме рефлексирующую по любому поводу интеллигенцию, так как Ванечка, несмотря на воспитание, изредка встревал в разговоры взрослых, после чего на его маму начинали рассматривать так, с понтом она плохо разбирается в чайковских фугах.

Последней подругой, с концами выскочившей из некогда гостеприимного дома Моршанских, была знаменитая скрипачка мадам Бламберг, видевшая в свое время самого Ойстраха.

Скрипачка восторженно рассказывала мадам Моршанской о концерте английской пианистки; ради которого Бламбергша поперлась аж в Москву. Ее восторги разносились по квартире до тех самых- пор, пока из своей комнаты не заявился школьник Ванечка.

— Знаете, милочка, — продолжила мадам Бламберг после того, как обозвала малого Моршанского прелестным ребенком, — это была настоящая леди…

— Мама! — заорал своим немузыкальным голосом Ванечка, тыкая пальцем в окно. — Смотри!

— Прошу прощения, — улыбнулась гостье мадам Моршанская и подошла к сыну, чтобы уделить ему родительское внимание.

— Смотри, мама, — тыкал пальцем в стекло Ваня, — этот пиндос Горбатюк опять на резку гонит. Знаешь, как его машина называется?

— По-моему, «Москвич», — неуверенно произнесла мадам Моршанская, которую больше тревожила не марка автомобиля, а то, что скрипачка Бламберг после слов Вани стала так морщиться, с понтом услышала фальшивую ноту.

— Как же, «Москвич», — хихикнул Ванечка. — Это же не машина, а блядовозка…

— Боже мой, — очень тихо прошептала мадам Бламберг после того, как чуть было не оставила в печенье свою вставную челюсть.

Несмотря на донельзя поганый слух и предупредительный жест мамаши, Ванечка подскочил к гостье и заметил:

— А вы, тетя, Горбатюка не знаете? Это же вам главный супник, а не говно собачье… Могу вас ему представить…

Мадам Моршанская подскочила к сыну и поволокла его на выход в тот самый момент, когда ее гостья, широко раскрыв глаза, чересчур рисковала подавиться печеньем. Школьнику Ванечке сильно не понравились выводы его мамаши, а потому он по дороге успел выдать пару теплых фраз:

— У него не комната, а блудуар… Такого нет даже у вашей английской бледи…

После этого визита скрипачка Бламберг с мозолем на подбородке стала делать две большие разницы между своими высокими духовными потребностями и салоном мадам Моршанской.

Вообще-то любят эти скрипачи выкобениваться своим дурным поведением. Сделай той мадам Бламберг комплимент: «Ах, какое красивое ожерелье висит у вас на горле» — так она сразу залыбится, станет всякие «мерси» из себя выдавливать, пояснять, что этот ошейник создан из очень редкого копролита… Зато скажи при такой даме слово «говно», и она начнет бледнеть, словно кто-то забирает у нее ту деревянную скрипку, которая, кроме самой Бламбергши, никому на фиг не надо.