Шрифт:
Я ему посоветовал донести об этом в Ставку и принять соответствующие меры к прекращению: всё-таки наша политика не заключается в истреблении народа и жилищ. Он мне на это ответил, что мы обсудим на заседании Военного совета и примем соответствующие меры, затем он сказал, что его вызывают в Москву.
Через 3 или 4 дня был получен строжайший приказ Ставки Верховного Главнокомандования о прекращении этих дел. При этом в качестве «отличившихся» фронтов приводился и наш доблестный 1-й Белорусский фронт [284] .
284
Приказ Сталина, как Верховного Главнокомандующего, был издан 20 апреля 1945 г.: «Потребовать от войск изменить отношение к немцам, как к военнопленным, так и к гражданскому населению… Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне». (РГВА. Ф. 32925. Oп. 1. Д. 100. Л. 296.).
Значит, на других фронтах наши солдатики так же вели себя. Правда, нужно понять и наших бойцов, у которых на родине разрушены посёлки, города и убиты родные.
Мне Георгий Константинович, возвратившись из Москвы в начале апреля, рассказал следующее; дальнейшее наступление от р. Одер на Берлин и взятие Берлина Сталин возложил на 1-й Белорусский фронт, когда в Москве собрал командующих: «Берлин брать Жукову». Генштаб же и провёл разграничение линии слева так, что 1-й Украинский фронт должен наступать южнее Берлина.
Оказывается, Генеральный штаб согласился с представленным Коневым планом удара с юга по Берлину. Получилось недоразумение…
Затем уже Генеральный штаб, чтобы выйти из положения, которое сам создал, доложил об этом Сталину. Конев стал настаивать на участии в штурме Берлина. Тогда якобы Сталин сам начертил разграничительную линию 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов и не довёл её до Берлина 40 км, остановился и сказал: кто первый ворвётся, так и будет.
При этом Сталин назвал начало генерального наступления 16 апреля и в две недели сказал взять Берлин. 1-му Украинскому фронту было предписано наступать главным направлением на Дрезден. 2-й Белорусский фронт должен <был> обеспечить успешные действия 1-го Белорусского фронта с севера — Балтийское море.
Георгий Константинович, вернувшись, приступил к разработке плана наступления на Берлин. У меня же теперь главная задача — захватить живьём фашистских главарей и не забывать о польской армии Андерса, которая двигалась вместе с английскими войсками [285] .
Попутно следует сказать, что 13 апреля была освобождена от немцев Вена. Союзники, открывшие второй фронт, начали двигаться активнее, да если учесть, как передавало радио, что их встречали немецкие бургомистры городов с белыми флагами в то время, как наши войска вышибали немцев артиллерией и танками. Союзники рвались к Берлину, Особенно Черчилль подстрекал Рузвельта в этом, так как боялся, что у народов Европы сложится впечатление, что Красная Армия является освободительницей Европы, а после смерти Рузвельта подстрекал в этом Трумэна*.
285
Армия генерала В. Андерса, сформированная в СССР в 1941 г. из находившихся в тюрьмах и лагерях польских граждан, была через Иран выведена за границы Советского Союза и вошла в состав британской армии. В 1944–1945 гг воевала в Италии. Поскольку почти все солдаты и офицеры армии Андерса были настроены антисоветски, в Москве справедливо опасались, что она станет опорой лондонского польского правительства и помешает установлению советского режима в послевоенной Польше. Ключевую роль в итоге сыграла позиция Черчилля, отказавшего польскому эмигрантскому правительству в поддержке. В 1946–1947 гг. польские подразделения британской армии были распущены.
За время наступления, в период марта, наши войска продвинулись до Одера. Вспоминается один небольшой эпизод, имевший место на Одере.
Утром Жуков мне сообщил, что войска подошли к реке Одер, взяли Кюстрин. У меня были данные, что в этом городе была школа по подготовке фашистских разведчиков, диверсантов и всякой иной гадости.
Поэтому я решил быстро выехать, с тем чтобы прихватить лиц, интересовавших нас, имея в виду, что через них можно узнать, кто на нашей территории из диверсантов и разведчиков находится. Взял с собой штабную машину «Додж», адъютанта Тужлова и командира отделения с пулемётчиками на бронетранспортере.
Не доезжая до Кюстрина километра 2,5, в одной из деревень стояла девушка-регулировщица. Я подъехал к ней и спросил, как ехать на Кюстрин. Она мне, весело улыбнувшись, показала направо, я поехал.
Выехав из деревни, в сторону Кюстрина, я увидел дамбу длиной в два километра, ограждающая поля при разливе р. Одера. На окраине деревни я заметил: стояла наша батарея, орудия которой были направлены в сторону Кюстрина. Осталось не более 150 метров до крайних домов, как справа и слева от нас начали рваться мины.
Я сообразил, что это немцы засели, и у них не выдержали нервы, так как открыли огонь. Выскочили из машины, за мной Тужлов и шофёр, и в канаву. Затем <я> крикнул: «Всем залечь в канавах справа и слева», которые были наполовину заполнены весенней водой, и «приготовить оружие».
Немцы, видя, что мы лежим, усилили миномётный огонь и пулемётный. Оставаться на месте было опасно, немцы, конечно, видели, что нас всего 10–15 человек, поэтому могли пойти в атаку и захватить нас в плен. Убежать в сторону леса невозможно, так как этот участок полей был затопляемый, и вместо земли там была жижа по колено.
Миномётный огонь усиливался. Взрывами около нас были побиты телеграфные столбы, и я крикнул шофёрам быстро задним ходом уезжать. Развернуться было невозможно, так как дамба была узкая.
Пятиться задним ходом с людьми в машинах — это верная гибель всех нас, но всё же пришлось двигаться задним ходом метров 200 до будки, где можно было развернуться. У бронетранспортёра осколком мины была повреждена дверка, и шофёр не мог её закрыть. Я ему крикнул: «Отъезжай». Через 5 минут они уехали.