Шрифт:
Миномётный огонь продолжался по уезжавшим машинам. Когда огонь немного стих, я скомандовал всем своим людям отходить по канавам. И таким образом — одна нога в воде в канаве, а другая на откосе канавы. Так мы отходили около километра, до маленького дорожного домика, за которым укрылись.
Мокрые по пояс, мы собрались в кучу. Немцы уже прекратили огонь, и мы дальше более или менее свободно пошли до деревни. Около деревни сели по машинам.
Когда я проезжал мимо этой весёлой девушки, я ей отпустил пару довольно нелестных эпитетов и спросил, почему она не предупредила, что Кюстрин нашими войсками не взят. Она мне на это спокойно ответила: «А вы меня, товарищ генерал, спросили?» Пожалуй, она права.
По приезде в штаб я почувствовал, что мышцы у меня не работают, все суставы болят, одним словом, я заболел. На следующее утро я не мог подняться. Причем голова здорова, а ноги и руки не слушаются. Хорошо, что я ещё не простудился, хотя в воде и в мокрой одежде находился более двух часов.
Когда я по телефону рассказал об этом Жукову и упрекнул, что он меня в такое положение поставил, на это он мне и говорит: «А ты проверяй, мало ли что могут командиры сказать: донесут, что город занят, а он на самом деле нет».
Я ему на это сказал, что всё-таки, когда командующий фронтом говорит, что город занят, так надо ему верить. Он засмеялся: «Ну ладно, хорошо, что жив-здоров оттуда вернулся, а то бы опять пропал, и пришлось бы второй раз доносить хозяину» [286] .
Связной от Гиммлера
Я забыл записать, что в марте месяце ко мне прибыл полковник Коротков А. М., и он часто ездил по моему заданию в армии.
На днях я его посылал в район Штеттина, так как мы получили данные о том, что около Штеттина у немцев были курсы гауляйтеров (областных руководителей), и мы решили проверить, не осталось ли там в бункерах каких-либо документов [287] .
286
Очевидно, речь идет о ситуации в феврале 1945 г., когда Серов вылетел из Люблина в ставку 1-го Белорусского фронта (г. Гнезин), но до места назначения не добрался, так как был вынужден спешно сажать самолет в лесу. О его исчезновении Жукову пришлось докладывать Сталину, были начаты экстренные поиски Серова. Лишь спустя 2 суток, 4 февраля он объявился в г. Радоме.
287
Одной из основных задач, стоявших перед уполномоченными НКВД, являлся розыск и изъятие архивов германских спецслужб и органов власти. Входя вместе с передовыми частями Красной Армии в освобожденные города, оперативные группы НКВД незамедлительно приступали к поиску архивов.
Возвратившись обратно, Коротков захватил и привез связного немца, у которого он изъял записку, адресованную Гитлеру, от Гиммлера. Оказывается, Гиммлер находился против 1-го Белорусского фронта и командовал двумя армиями группы войск «Висла» и еще какой-то полевой дивизией. Общая оборона Берлина была поручена Гиммлеру и войскам СС.
Из записки было видно, что шеф полиции и войск СС Гиммлер командовал двумя армиями группы войск «Висла» и еще какой-то дивизией против 1-го Белорусского фронта. Гиммлер доносил Гитлеру о том, что положение тяжелое, но он примет все меры к тому, чтобы оправдать доверие фюрера.
Таким образом, мы установили, что Гитлер не от хорошей жизни погнал своего верного слугу и палача Гиммлера командовать войсками. Но все равно они не открутятся, им придется расплачиваться за пролитую кровь.
Я рассказал об этом Г. К. Жукову, он заулыбался и говорит: все равно мы им предъявим полный счет за зверства у нас в стране.
Мы с Коротковым в эти дни нередко слушали немецкое радио, благо, он хорошо знал немецкий язык и был в Берлине резидентом НКГБ.
Так вот, в Берлине, да по всей Германии, был фюрером издан приказ, что все немцы от 16 до 60 лет, освобожденные от армии, должны были включиться в борьбу с большевиками, которые шагают по Германии. Обучение возлагалось на штурмовые отряды СА с общим подчинением Гиммлеру.
Этот приказ подписали Гитлер, Борман* и Кейтель*. Кроме того, Кейтель, Гиммлер и Борман в начале апреля подписали приказ, что все города между Берлином и Одером объявляются крепостями.
Мы смеялись с Г. К. Жуковым, когда я ему рассказал об этих передачах. Раз уж немцы дошли до этого, то дело у них кончилось.
Фольксштурм это не вояки [288] .
Последний и решительный…
Наконец завтра наступает долгожданный день — 16 апреля, когда наши войска пойдут в последний и решительный бой, с тем чтобы овладеть гитлеровским гнездом — Берлином. У нас главный удар наносился с кюстринского направления. Четыре армии наносили удар в лоб, на Берлин, а две танковых — в обход — одна с Севера, а другая с Юго-Востока.
288
Фольксштурм — отряды народного ополчения, создававшиеся в Третьем рейхе в последний период войны. Им придавалось большое идейно-пропагандистское значение, которого они не оправдали: в это время воевать за Великую Германию уже мало кто хотел.
С вечера позвонил маршал Жуков и говорит: «Давай поедем вместе на командный пункт и будем оттуда наблюдать за ходом боя и руководить войсками».
Я спросил, во сколько. Он говорит: «Надо приехать к двум часам ночи». Так как я дорогу слабо знал на высоту, а посылал днем шофера для ее уточнения, поэтому я сказал, что приеду к нему к часу ночи.
В темноте Жуков, Телегин* и я поехали и долго крутились по лесу, наконец, подъехали к палаткам, а дальше пошли на командный пункт 8-й гвардейской армии (Чуйкова), который расположился на возвышенности — метров 80–90 высотой.
Когда поднялись, Жукову командующий армией Чуйков доложил обстановку по карте с подсветом ночными фонариками. Тут же были и другие генералы 8-й армии (артиллеристы, танкисты, связисты). Затем сели и минут 25–30 разговаривали, попили чайку, а минуты так медленно тянулись.
Все-таки у каждого из нас было хоть и боевое настроение, но возникали какие-то тревожные вопросы, смысл которых сводился к беспокойству, чтобы все получилось хорошо в этом грандиозном наступлении, ведь это последнее наступление, которым мы должны покончить с Гитлером и его сообщниками, ввергшими мир в кровопролитную войну.