Шрифт:
Пошел опять митинговать. Залез и говорю: «Сейчас привезут деньги и хлеб, идите занимать очередь около клуба (он стоял вне территории), там выдают деньги и хлеб». Раздались голоса: «Обманываешь! Не пойдем!»
Я спрыгнул с машины, подхватил под руки двух рабочих и говорю: «Пошли, первыми получите деньги и хлеб». Они пошли со мной, к нам присоединились еще, а горлопаны кричат: «Не пойдем, обман!» Я на ходу говорю: «Стойте тут, а мы все получим».
Одним словом, за нами постепенно вышли почти все рабочие, и действительно быстро подъехали с хлебом, и началась раздача. Я выставил посты на всех воротах.
К вечеру завод очистили и оборудование вывезли, а рабочих с семьями — следующим эшелоном. Я про себя подумал: у рабочих настроения хорошие, правильные. Они хотят защищать свою Родину, столицу. Им надо это было разъяснить, они бы поняли, что для защиты Родины важнее организовать выпуск артиллерийских орудий не в осажденном городе, а в тылу. Но этого не было сделано. Секретарь обкома т. Щербаков растерялся, не организовал коммунистов на эту работу, вот и получилось недоразумение. Конечно, такие дела надо решать не солдатами и пулеметами. Это глупо.
Вечером я донес о событиях на Мытищинском заводе. Т. Сталин на моей записке написал: «Т. Щербакову — прочитайте записку. Было дело не так, как Вы говорили». Впоследствии Щербаков в разговоре со мной оправдывался и на меня разозлился и долго помнил этот случай.
Вообще, нужно сказать, что многие деятели растерялись, когда немец подошел к Москве. Правда, в предвоенный период была занята явно неправильная линия, когда мы всему народу внушали, что если на нас нападут, то будем бить врага на его территории.
Когда же эти иллюзии опрокинулись, то растерялись и, кстати сказать, долго не приходили в себя. Некоторые с большой скоростью мчались по сигналу тревоги в «бомбоубежище», которое мы прозвали братской могилой. Это были подвальные этажи 5-7-этажных домов. Конечно, если такой дом завалит бомбой, то оттуда вряд ли откопают, поэтому я сходил один раз и потом продолжат сидеть у себя в кабинете, когда бывал в Москве.
Москвичи же, по моим наблюдениям, вели себя, как настоящие патриоты, партийные организации районов были организаторами народного ополчения и оборонительных сооружений. Все были собраны, подтянутые, строгие. Приятно было наблюдать. В разговорах иногда только спрашивали: «Как на фронте?» Когда говоришь, что скоро немец побежит, то видно было, какое удовлетворение испытывают.
Находились и подлые трусы, особенно они себя проявили в трудные дни для Москвы октября 17–18 дня. Эти трусы из числа руководителей заводов, кстати сказать, больше евреи, бросили все и устремились в сторону г. Горького [99] .
В горкоме партии нашлись два идиота, которым было поручено отвезти в тыл партдокументы, а они вместо выполнения задания сдали чемоданы с документами в багаж на ж/д станции, а сами подались в Куйбышев. Такую дрянь потом выгнали из партии. Я об этом написал в ЦК. Сталин разозлился, а мне позвонил Попов Г. М. с упреком: «Зачем доложил?»
99
Растерянность и паника в октябре 1941 г. в Москве носила характер массовый. Начались бегства директоров предприятий и ответственных работников, из-за неразберихи на многих заводах задержали выплату зарплат, что вызвало серию акций протеста. Нередки были случаи, когда рабочие нападали на колонны с эвакуируемыми семьями руководителей, учиняли бесчинства, о чем подробно говорится в сохранившихся сводках НКВД.
Только за 16–17 октября Московское УНКВД зафиксировало случаи бунтов, забастовок, коллективных драк, стычек с властями, мародерства сразу на 20 предприятиях. (Органы государственной безопасности в ВОВ. Начало. Сборник документов. Т. 2. Кн. 2. М.: Русь, 2000. С. 222–226.).
Разработка немецкого радиста
Положение под Москвой ужасное. Да и не только под Москвой, так как на других фронтах дело обстояло не лучше.
19 сентября нашими был оставлен Киев. 15 сентября немцы были уже под Ленинградом, пытаясь его окружить и взять с ходу или измором. 17 октября немцы заняли Брянск, 7 октября — Вязьму. Проще говоря, весь западный фронт, которым командовал скороспелый генерал Павлов*, быстро выдвинувшийся в Испании, потерял управление, не сумел организовать сопротивление правильной обороной и поэтому убежал от фронта, был снят и отдан под суд Военного Трибунала [100] .
100
За первые же 2,5 недели боевых действий войска Западного фронта на Белорусском направлении были практически уничтожены противником: к 8 июля 2/3 личного состава погибли или попали в плен. Всю вину за провал Сталин возложил на командующего фронтом, Героя Советского Союза генерала армии Дмитрия Павлова и его подчиненных. 22 июля 1941 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР Д. Павлов был приговорен к расстрелу за «трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти». По аналогичным обвинениям были расстреляны и другие генералы Западного фронта: начальник штаба В. Климовских, начальник связи А. Григорьев, начальник артиллерии Н. Клич, зам. начальника ВВС А. Таюрский, командир 14-го мехкорпуса С. Оборин, командующий 4-й армией А. Коробков. Посмертно все реабилитированы.
Все белорусские руководители еще в конце июля были уже в Москве, охали и возмущались неорганизованностью командующего и пока ходили без работы.
Проще говоря, за 2 1/2 месяца немцы захватили Белоруссию, Молдавию, почти всю Украину, Литву, Латвию, Эстонию, окружили Ленинград и подходили с трех сторон к Москве.
Я все время войны подробно знал обстановку на фронтах, так как регулярно ездил сам туда в штабы армий и фронтов, которые находились недалеко от Москвы, и, кроме того, вызывал начальников охраны тыла фронтов с картами, которые регулярно докладывали обстановку на фронтах. Потом, когда мне было некогда вести карту, довольно неплохо ее подправлял адъютант. Кроме того, мое счастье, что в наркомате обороны, вернее, в Генштабе, были мои сослуживцы, с которыми я созванивался, и они мне рассказывали все события.
Так вот, в первых числах октября, когда немцы уже стали окружать Москву со всех сторон, — с севера был взят Калинин, Клин, Волоколамск, Звенигород, Можайск, Наро-Фоминск, Малоярославец и далее продвигались к Туле, Сталиногорску и Епифани, — а Верховное Главнокомандование и Генштаб получали невнятные донесения от Конева и почти ничего не получали от Буденного, который где-то скитался и совершенно не знал обстановки на фронте, то, естественно, Верховный Главнокомандующий Сталин был обеспокоен и решил послать на этот фронт генерала армии Жукова Г. К., который командовал Ленинградским фронтом и был оттуда отозван Сталиным, и которому он приказал разобраться и доложить, в чем там дело.