18 июля действие этого важного постановления, исподволь ломавшего прежнюю жесткую систему управления экономикой, распространили на народных комиссаров РСФСР и УССР [248] .

Только потом Молотов, Маленков и Берия наглядно продемонстрировали всем истинные размеры своей власти. Назначили остальных членов узкого руководства, что явилось беспрецедентной мерой, подчеркнувшей откровенно подчиненное положение тех, всего лишь уполномоченными ГКО. По воинским перевозкам — сначала Кагановича, а затем Андреева. По формированию новых частей — Ворошилова, формально члена ГКО. По вооружению и боеприпасам — Вознесенского. По снабжению — Микояна. И новым председателем Совета по эвакуации — Шверника [249] .

Серьезность таких назначений усилили еще тремя актами. 3 июля ликвидировали незадолго до того созданные при БСНК комитеты по снабжению армии (председатель Микоян) и по вооружению и боеприпасам (председатель Булганин). 4 июля поручили Вознесенскому, Сабурову, Первухину с привлечением наркомов оборонных отраслей разработку «военно-хозяйственного плана обеспечения обороны страны, имея в виду использование ресурсов и предприятий, существующих на Волге, в Западной Сибири и на Урале, а также ресурсов и предприятий, вывозимых в указанные районы в порядке эвакуации». 11 июля утвердили новый план эвакуации промышленных предприятий [250] .

Той же цели — установлению прямого контроля над промышленностью, послужило и начавшееся уже в июле формирование собственной, неформальной структуры управления ГКО. Она постепенно складывалась из уполномоченных комитета по краям и областям, отдельным предприятиям и отраслям.

…Само по себе создание ГКО, то, что в узком руководстве все же нашлись отчаянные люди, не побоявшиеся в столь критическую минуту разделить высочайшую, но вместе с тем и тяжкую ответственность, наверняка приободрило Сталина. Вывело его, наконец, из прострации, вселило былую уверенность в себе, вернуло твердость духа. Позволило вождю отважиться на то, на что он так и не смог решиться в первый день войны.

3 июля Сталин выступил по радио с обращением к гражданам страны. Нашел в себе мужество признать неудачи на фронте. Признать, что в ближайшее время серьезных перемен не предвидится, отступление будет продолжаться. И потому призвал народ, уходя за Красной Армией на восток, оставлять после себя опустошенную землю. Угонять паровозы, вагоны и скот, вывозить хлеб и ценное имущество. В занятых врагом районах создавать партизанские отряды. Сказал и об известном, понятном каждому, что не нуждалось в лишнем напоминании. О необходимости укреплять тыл, перестраивая всю работу на военный лад, а армии и флоту «отстаивать каждую пядь советской земли».

Снедаемый чувством вины, не преминул Сталин вернуться к тому, что, видимо, мучило его больше всего — к проблеме советско-германского пакта. Вновь, как и 5 мая, сделал попытку оправдать его. Но явно вразрез с данной вначале трезвой оценкой положения на фронте — потерей всего за десять дней территории Литвы, большей части Латвии, западных областей Белоруссии и Украины, заявил: благодаря пакту, Советский Союз получил «возможность подготовки своих сил для отпора». Ну а все неудачи в полном противоречии с элементарной логикой объяснил тем, что война «началась при выгодных условиях для немецких войск».

В конце речи Сталин не смог не упомянуть, но в первый и последний раз в своей жизни, о ГКО, его задачах, целях. И тут же призвал весь народ «сплотиться вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг советского правительства» [251] . Из этих слов можно понять, что комитету он не очень доверял. Опасался его.

Спустя неделю Иосиф Виссарионович затеял очередную реорганизацию руководства армии. Преобразовал Ставку главного командования в Ставку верховного командования и несколько изменил ее состав. Теперь сам, как председатель ГКО, возглавил ее, заменил в ней Кузнецова на Шапошникова. Воссоздал Главпур, поставив начальником его Мехлиса. Перестроил систему оперативно-стратегических армейских объединений. Взамен существовавших четырех фронтов — Северного, Западного, Юго-западного и Южного, провел через ГКО приказ о создании трех направлений: Северо-западного, Западного и Юго-западного. А заодно сменил и командование в действующей армии. Назначил главкомами направлений соответственно тех маршалов, в счастливую звезду которых продолжал верить, на кого полностью полагался — Ворошилова, Тимошенко, Буденного. И к ним, членами военных советов — Жданова, Булганина и (с 5 августа) Хрущева.

Такая кадровая перестановка привела к закономерному, ожидаемому. В Ставке, как и две недели назад, осталось только двое профессиональных военных — Жуков и Шапошников. Но теперь подобное решение являлось не шагом отчаяния, а результатом трезвого расчета. Служило необходимой подготовкой для осуществления весьма нелегкого, но крайне важного лично для него, Сталина, замысла — во что бы то ни стало вернуть прежнюю власть, полностью восстановить свой незыблемый авторитет. Продемонстрировать народам Советского Союза, всему миру: он обрел былую энергию, волю. Но сделать это следовало лишь в тех пределах, которые позволяло ему ограниченное положение в ГКО, а осуществить задуманное как можно скорее.

19 июля Сталин без каких-либо объяснений занял пост наркома обороны, за несколько дней практически полностью обновил состав своих заместителей. Ими теперь оказались С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков, Л. 3. Мехлис, Е. А. Щаденко, Я. Н. Федоренко, А. В. Хрулев, П. Ф. Жигарев, И. Т. Пересыпкин. Шапошникова же направил начальником штаба Западного направления.

29 июля завершил перетасовку кадров. Шапошникова возвратил в Москву, вновь назначив начальником Генштаба, а Жукову поручил командование резервными армиями Вяземско-Ржевской линии.