Андриенко и политрук пятой боевой части Рудаков собрали всех занятых перестановкой стволов, чтобы напомнить, как важна каждая выигранная минута и как важно, чтобы немцы не догадались о том, что происходит. Даже в ветреную погоду, когда гудит разбушевавшееся море, надо было строго соблюдать тишину и светомаскировку.

А работа предстояла весьма сложная: с помощью тракторов, гидравлических домкратов и талей надо было вынуть из башен стволы весом более трех тысяч пудов каждый, увезти с огневой позиции и подкатить новые.

За одну ночь была подготовлена площадка для приема железнодорожных платформ со стволами. Старый ствол приводили в строго горизонтальное положение, снимали с лафета и клали на металлические катки, которые двигались по рельсам. Гусеничный трактор оттягивал ствол ближе к платформе. Погрузку и выгрузку производили с помощью 25-тонных гидравлических домкратов.

Железнодорожная ветка от полустанка Мекензиевы Горы до батареи шла поблизости от переднего края и во время декабрьских боев была сильно повреждена снарядами и авиабомбами. Специальная команда за двое суток починила дорогу, заровняла воронки, кое-где заменила шпалы и рельсы.

Темной ночью тяжелая платформа с длинным стволом медленно двинулась в сторону батареи. Паровоз толкал ее сзади: ствол должны были выгружать на холме, по крутому склону которого паровоз не мог подняться.

Теплый ветер шуршал в листьях дубняка, гнал по склонам холмов перекати-поле. Справа от дороги время от времени взлетали фашистские ракеты. Их мигающий мертвенно-зеленый свет отражался в стеклах паровоза. Окунев попросил закрыть правое боковое стекло, машинист, сняв промасленный ватник, прикрыл его. Машинист и его помощник старались вести состав бесшумно. На платформах тихо сидели железнодорожники.

— Курить, конечно, нельзя, а разговаривать можно и нужно — до немцев еще полтора — два километра, — сказал Окунев. — Без разговора работа не всегда спорится. Только песен петь нельзя.

Когда платформа была уже у холма, раздался какой-то хруст и скрежет, и паровоз медленно накренился.

Оказалось, что мокрая земля сползла в воронку от тяжелой авиабомбы, упавшей неподалеку от рельсов, шпалы накренились, рельс лопнул и паровоз врезался колесами в сырой грунт.

От батареи к месту происшествия бросились десятки моряков с ломами, кирками, лопатами. Окунев, инженеры Алексеев и Ротштейн собрались возле паровоза. Железнодорожная бригада стала быстро снимать домкраты и бревна.

Решено было захватить побольше тормозных башмаков и подтянуть платформу на вершину холма вручную.

Все выше и выше взбиралась платформа на бруствер батареи, толкаемая сотнями рук. На вершине холма ее закрепили на специальной площадке, где были установлены домкраты. Под ствол подвели двухтавровые балки, защелкали механизмы домкратов, и огромный ствол стал медленно подниматься вверх, затем платформу выкатили из-под ствола и спустили к паровозу, уже поднятому на рельсы бригадой Андриенко.

Маленький, юркий, в сером ватнике, носился между краснофлотцами неутомимый Андриенко. Распоряжения его были отрывисты и точны. Каждый знал свои обязанности и понимал приказание с полуслова.

Новый ствол на металлических катках тракторами подтащили к амбразуре башни, крышу которой слегка приподняли на металлических клиньях. Старый ствол — тоже на катках — зацепили трактором и мягко откатили в сторону. И все это — в абсолютной темноте. Только мигающий свет далеких немецких ракет временами слегка освещал бруствер, но он же и слепил глаза, мешая им привыкнуть к темноте.

Когда первый ствол был уже в башне, а старый уложили на платформу и увезли на берег бухты, небо на востоке стало голубеть, звезды гаснуть одна за другой. С вершины холма быстро убирали бревна и доски. Тракторы ушли вниз, в глубокую выемку под маскировочную сеть. И если бы фашистская «рама» поднялась над позициями, то наблюдатель едва ли заметил бы что-либо новое. Так прошла первая ночь тяжелого труда. Было это 30 января.

На следующую ночь заменяли второй ствол первой башни, но на это ушло почти вдвое меньше времени — был уже опыт. Да и погода способствовала маскировке. Дул чистый вест, и море гудело, как тысяча колоколов. В эту ночь даже пели «Дубинушку», но комиссар все приговаривал:

— Потише, ребята, потише, вполголоса…

Когда оба ствола были в башне, приступили к монтажу. В башне работали круглосуточно. Краснофлотцы из других боевых частей просили Андриенко зачислить их в монтажную бригаду. Но он отправлял их обратно, говоря, что, чем больше людей будет работать наверху, тем больше будут потери. Батарейцы с напряжением следили за ходом работ и тяжело переживали гибель товарищей во время огневых налетов врага. Их хоронили внизу, близ совхоза.

По плану командования замену стволов надо было закончить к первому марта. Но на партийных и комсомольских собраниях решили закончить работу досрочно — к 24-й годовщине Красной Армии. На стенах появились лозунги: «Закончим работу к 24-й годовщине РККА!», «Самоотверженным трудом на благо Родины укрепим боевую мощь Севастополя!»