Так, с белыми от страха глазами, она и вылетела на Галю, уверенно поднимавшуюся в гору.

— Ты чего? Что с тобой? Напугал кто?

— Там!.. Они!..

— Зачем из дома убежала? Ищи тебя... Петруша скважину старую вскрывает, дел по горло.

— Галь, я же для него как раз хотела! В пещеру... Водопровод старый. Вон там капает немножко!

— Тю, капает. В криничку льётся, толку что. Настоящие пещеры разве здесь? Через лес идти надо часа два. Здесь разве пещеры? Так, дыры... Съели тебя бычки чи що?

— Бычки? Они... они бодаются. И... царапаются.

— У них и рог-то нема, не выросли. Морока нам с тобой. Куда лопату дела? Верёвку от белья брала?

— Там... всё.

Галя проворно шмыгнула в кусты, вернулась, неся верёвку с лопатой и фонарик.

— Пошли. Мама с батей ругаются: не спросившись, не поевши, ушла.

Странно: слова «кто-то тебя ругает» всегда всё ставят на место. Юлька отдышалась, вытерла лоб. Девочки стали быстро спускаться к своей усадьбе.

Закраснели черепитчатые крыши. Над усадьбами вьются дымки — хозяйки затопляют летние кухни. Вот и оба ореха Лукьяненок уже видны, у шелковицы кружат ненасытные скворцы. А бычки внизу, такие безобидные, ползают среди валунов, выискивая молодую траву, и пастух бродит с ними.

Галя с Юлькой миновали скважину. Сейчас возле неё только песок желтел да кирпич битый краснел. Народу никого не было: Пётр ушёл завтракать, ребята разбежались.

* * *

— Значит, всё: уйдёшь из дома без спроса — сразу тебя к отцу с матерью! И кончен разговор.

Дядя Федя смотрит на тётю Дусю с восхищением.

Семья сидит за столом. Стол заставлен творогом, сметаной, дымящейся картошкой, вяленой рыбой — ешь не хочу! Сидят по чинам. Баба Катя под календарём с расписной картинкой из «Огонька»; дядя Федя и тётя Дуся — друг против друга; Галина с Юлькой, умытой, причёсанной и красной как свёкла, рядышком; Пётр и Шурец — на той стороне.

— Вы уж, мамочка, не вините её больше,—подаёт голос Пётр, не без ехидства впрочем.— Для пользы старалась. Хоть и невпопад. Дайте срок, настоящим делом займётся.

Юлька поднимает на него благодарные глаза.

— Скушай, доня, яичко,— говорит баба Катя,— Такого в Москве не найдёшь. Прямо из-под несушки...

Шурец пристроил на блюдце солёный помидор и нацелился вилкой, чтобы сок брызнул на Юльку. Тётя Дуся, разгадав манёвр, щёлкает сына по макушке чайной ложкой;

— Поел, спасибо говори и марш из-за стола! Морока мне с вами...

Вот откуда у Галки это словечко!

Пётр встаёт тоже. Но дядя Федя после еды любиг поговорить. Движением руки усаживает старшего сына; подмигнув, обращается к Юльке:

— Ну ладно. Что по оврагам с утра побегала — аппетиу нагуляла. А вот теперь ты мне ответь. Школу, к примеру, техникум либо институт кончишь, приедешь к нам в совхоз ребят учить?

— Ни за что.— Юлька краснеет от решительности.

— Отчего же? У нас хорошо!

— Чтобы стать педагогом, надо иметь прирождённую склонность,— с апломбом повторяет Юлька слышанные где-то слова.— Терпеть не могу слюнявых детей! — Она в упор смотрит на Шурца.

— Ишь ты, прирождённую...— повторяет с удовольствием дядя Федя.— А кем же тогда будешь? По какой специальности?

— Я? — Юлька втягивает воздух, слегка выпячивает грудь.— Могу стать гидом. Переводчицей. Моя же школа—специальная, английская. Показательная.

— Гидом? Это поводырь, что ли, при иностранцах?

— Да. Очень ответственная работа. Ходить по музеям, ездить за границу на конгрессы...— Юлька толком и не знает, что это такое.

— Ишь ты, конгрессы... В институт, значит, твёрдо думаешь? Для конгрессов образование большое треба...

— Конечно! Если школу с золотой медалью кончу, примут вне конкурса.

Теперь краснеет Галка. Она перешла в седьмой класс с тройкой по русскому, ей уж медали не зарабо-

тать... Заметив растерянность дочери, дядя Федя наклоняется к ней:

— А ты, Галю, на кого у нас учиться пойдёшь?

— В судостроительный! — выпаливает та.

— В судостроительный женщине трудно,— замечает Пётр.

— Это почему же? — Чудесные Галины глаза суживаются, мечут молнии.— По-вашему, женщине либо учительницей, либо фельдшерицей, как Жанна? А если я, как ты, например, гидротехником хочу?

— Ладно вам, женщины нашлись! — вмешивается тётя Дуся.— Время ваше не вышло. Со стола убирайте да марш картошку цапать...

Вот тебе на! Это и Юльке тоже? Она уже видела, что такое «цапать»: согнув спину, Галя била цапкой по земле, аж пот градом. Нет, благодарю покорно. И потом, она же не знает, где картошка, а где сорняк? Но вдруг выручает Пётр.

— Мамочка,—говорит он как бы между прочим,— мне в город съездить надо.

— На что?

— Дело есть. И вообще...

— Насквозь то «вообще» вижу.