Прошло полтора месяца. И вновь повторяется история, вновь просыпается желание вернуться в Египет. И возроптало все общество сынов Израилевых на Моисея и Аарона в пустыне, и сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморить голодом (Исх. 16: 2–3).

Позднее, в VII веке, епископ Церкви на Крите, Андрей, переложил эту жалобу израильтян поэтическим языком в своем Великом покаянном каноне:

«Свиное мясо, котлы и египетскую пищу ты предпочла пище небесной, душа моя, как древний безрассудный народ в пустыне» [2] .

Опять происходит чудо: народу дана «манна небесная» и перепелов ветер нанес в пустыню, так что хватило всему народу – ешьте, сколько хотите. Но крепко сидит в них страх, и желание убежать назад не исчезает. Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших (Числ. 11: 5–6).

Жалобы вспыхивают вновь и вновь. Весь путь оказывается только дорогой страха и тревоги. Потому и хочется назад, в несвободу, где была определенность, хотя бы выраженная гастрономической константой. Зачем надо идти куда-то вперед, если позади осталась страна, где давали рыбу с чесноком? Зачем искать лучшее? Израильский народ становится бабой из сказки о золотой рыбке, которая требовала все больше и больше для себя, а ведь начала с простого корыта…

Здесь важна одна деталь: Моисей вовсе не является революционером, который решил освободить свой народ от гнета и построить новый лучший мир в стране обетованной. Он не организовывал партию борьбы за права угнетенного класса рабов, но он выполнял волю Божию. Это говорит о том, что Богу не нужны рабы – вот открытие, которое сделал Моисей.

Бог пообещал страну обетованную избранному народу Своему не просто как свободную площадку, где продукты растут в изобилии, но как некое приданое, которое получает в браке молодая семья. Важно вот что: невеста не могла быть рабыней. Здесь работал закон древнего права, принятого тогда в мире: только свободный имел право на заключение брака, причем с другим свободным человеком.

Вся история Ветхого Завета – это история избрания невесты и попытка ее, невесту, сохранить в чистоте. Не случайно самая красивая книга о возлюбленной – Книга Песни песней – по иудейской традиции читается на пасху, на праздник исхода иудейского народа из Египта.

Кровь раба – вещь очень трудно изживаемая. Не случайно в 90-е годы в постсоветском пространстве были так популярны слова Чехова о том, что рабскую кровь следует выдавливать по капле. Я приведу полностью эту пространную цитату из его письма к А. С. Суворину: «Что писатели-дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости. Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу, и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, – напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая…» [3]

В этом высказывании есть противоречие, которое не так просто заметить с первого прочтения. А именно, остается вопрос: ведь если молодой человек раб и по природе, и по обстоятельствам – в чем же главная причина его рабского состояния? В том ли, что он родился в рабстве (как сын крепостного, а не как дворянин), или поскольку он был воспитан как раб – на чинопочитании, «на целовании поповских рук и поклонении чужим мыслям»?

Для Чехова, равно как и для Толстого, как для многих людей того времени, рабство – скорее вопрос воспитания. Они, исповедующие идеи века Просвещения, были уверены, что если человека научить быть свободным, то он таковым и будет всю свою оставшуюся жизнь. Именно поэтому русская интеллигенция XIX века находилась под очарованием идеи воспитания народа – интеллигенция «шла в народ», чтобы его научить и «образовать».

Сейчас уже вполне очевидно каждому думающему человеку, что реальность значительно сложнее, чем предполагал Жан-Жак Руссо и прочие «просвещенцы». Просвещения как образования явно недостаточно для того, чтобы в результате получился свободный человек. Ведь, с одной стороны, в каждом по природе есть та самая рабская кровь – поскольку человек изначально отпал от свободы, то есть от Бога. И это не богословские выкладки или теория, а честная попытка заглянуть в себя: загляни, и увидишь страх, который обратил всякую свободу в паралич.

Но, с другой стороны, человеку указан и путь возвращения к свободе. Только проходит этот путь не через образование и не через европейское воспитание. Оказывается, этот вид знания не пересаживается из головы в голову. Оказывается, человеку предстоит долгий путь открытия себя. И, только пройдя этот путь, он получает шанс на второе рождение в свободе.

Тот отрывок из письма Чехова к Суворину, который я привел, предваряет признание писателя, что сам он шел к свободе долго. «Кроме изобилия материала и таланта, нужно еще кое-что, не менее важное. Нужна возмужалость – это раз; во-вторых, необходимо чувство личной свободы, а это чувство стало разгораться во мне только недавно. Раньше его у меня не было».