— Разумеем, — ответил за себя и за Никифора Ерофей Павлович.

Ватажников оброком не облагали. Зато Хабаровым пришлось уплатить оброчную сумму за товары, которые они привезли с собой из Устюга и Тобольска в надежде сбыть в обмен на пушнину. Таможенный чиновник дотошно обследовал запас этих товаров и деловито произнёс:

— С вас взимается десятая доля стоимости всех ваших товаров, предназначенных для продажи в Мангазейской земле. Таков таможенный взнос в пользу казны. После его уплаты можете поступать с вашим товаром, как вам будет угодно, хотите — продавайте, хотите — меняйте на пушнину.

Ерофей Павлович и его спутники решили не засиживаться долго в Мангазее и, как только установится зимняя погода, податься в тундру на промысел. Готовясь к нему, братья приобрели на всю ватагу широкие, подбитые оленьим мехом лыжи. На таких можно легко передвигаться по снежному бездорожью. Ещё обзавелись нартами и к ним раздобыли полдюжины ездовых собак, сибирских лаек с длинной рыжей шерстью. Фаддей уже умел обращаться с такими собаками и вызвался быть за каюра.

Зима наступила внезапно. После обильного снегопада земля покрылась толстым снежным одеялом. Реки сковал прочный лёд. Ерофей Павлович собрал ватажку и вопросил:

— Куда направим путь наш, други мои?

— Ты глава. Тебе и решать, — сказал степенно Донат.

— Разреши, Ерофей, слово молвить, — раздался голос Фаддея.

— Говори, Фаддеюшка.

— Многие промысловики устремляются вверх по Тазу. Я сам смог убедиться, что места сии пушным зверем оскудели. Повыбили там его.

— И что ж ты предлагаешь?

— В сторону восхода солнца протекает великая река Енисей. Там запасы пушнины ещё мало тронуты.

— У нас с братом нет пока никакого опыта в промысле пушного зверя. Иной раз, бывало, подстрелишь на Сухоне зайца или лису, но разве это опыт? Лучше бы начать с ближних мест, — возразил Фаддею Никифор.

— Но Таз исхожен промысловиками, — отстаивал тот своё мнение.

— На этой реке свет клином не сошёлся. Как я узнал, можно промышлять и на реке Нур.

Согласились на предложение Никифора, и Ерофей Павлович веско произнёс:

— Идём на Нур, други мои.

Река Нур впадала в Тазовскую губу несколько западнее устья Таза и текла с юга почти строго на север.

С первых же дней пребывание в окрестностях этой реки принесло досадное разочарование: все они были уже исхожены промысловиками вдоль и поперёк. Там, где тундра сменилась лесотундрой, а потом тайгой, ватажка Хабарова трижды встречала промысловиков. Сперва наткнулись на крупную ватагу, потом на двух одиноких охотников. Неоднократно попадались следы кострищ, оставленные, по всем признакам, не туземцами, а русскими охотниками. Встречались и становища кочевников, как выяснялось из общения, тоже бивших пушного зверя. Охотничья добыча ватажки Хабарова была ничтожно мала: не набиралось и десятка соболей.

— Что станем делать, брат? — спросил Никифор Ерофея.

— Вперёд на юг, только на юг, — уверенно отвечал тот.

Дошли до среднего течения реки Нур и, кажется, наконец-то оторвались от соперников, но и там не могли похвастать обильной добычей. Настреляли или поймали петлями в ловушки всего десятка два соболей. Этого никак не хватало, чтобы рассчитаться с Юговым. Ватажники не скрывали своего недовольства и открыто роптали. Даже давно служивший Хабаровым Донат и тот хмурился и проговорил неодобрительно:

— Надо же... Знать бы... Не принесла радости эта Мангазея.

Один Максим отмалчивался, сердито насупившись, и лишь иногда бросал:

— Сплоховали мы, братва. Не ту дорожку выбрали.

Ерофей Павлович вынужден был менять принятое решение. Услышав слова Максима, он заметил:

— А ведь мужик прав. Сплоховали мы. Не по той дорожке шагаем. — И сказал решительно: — Хочешь не хочешь, а придётся идти на Енисей.

— Давно бы так, — поддержал Ерофея Донат.

Наняли у кочевников оленью упряжку. Ерофей рассчитался с каюром своими товарами, отдал медный котёл и ещё кое-что из своего запаса. Каюр-туземец вызвался довезти Хабаровых и их спутников до Енисея — ближайшей цели ватаги. Нарты с ездовыми собаками Ерофей Павлович решил оставить при себе — пригодятся.

Преодолев невысокий водораздел между Нуром и Тазом, вышли к енисейскому левому притоку, извилистой реке Турухан, по льду которой добрались до великого Енисея.

Порывы холодного ветра с яростной силой дули с севера, со стороны Студёного моря, когда вступили путники на енисейский лёд, неровный, торосистый. На противоположном берегу великой реки примостился городок Туруханск. Там, у местного лавочника, остановились на отдых. Каюра с оленями отпустили восвояси, а сами пару дней отсыпались после изнурительного пути. Пополнили запас продуктов и впервые за долгое время сытно поели. За продукты рассчитались с лавочником соболиными шкурками. Другой оплаты хитрый лавочник принять не захотел.

Разговорившись с лавочником, Хабаровы узнали, что после страшного пожара Мангазеи многие её обитатели устремились на восток, часть из них осела в Туруханске, в том числе и сам хозяин лавки. В последние годы жизнь, по его словам, здесь заметно оживилась. В городе вырос гостиный двор, в котором уже не менее двадцати лавок. В июне в Туруханск на ежегодную ярмарку, съезжается много торговых людей.

Огромный полуостров Таймыр, покрытый тундровой растительностью, был ещё краем нетронутых богатств. Его малочисленное туземное население сосредотачивалось в основном в долинах крупных рек, а центральная часть полуострова с невысокой возвышенностью была почти безлюдна.