Феликс после небольшой паузы утвердительно стукнул копытом.

– Я не хочу, чтобы ты уходил. Тогда и я останусь совсем один. Понимаешь?

Пони снова стукнул утвердительно, не отводя глаз от шприца.

– Ты не передумал?- спросил Фаер.

Феликс подошел и молча положил голову на его плечо.

– Больно не будет,- пообещал киборг.- Феликс будет спать. Совсем. Я буду рядом, пока ты не уйдешь.

Пони вздохнул и закрыл глаза.

***

Метель скреблась в окно, как замерзший щенок. По залепленному снегом окну метались лохматые тени сосновых лап. Мерцающий свет видеофона дрожал бликами в пустых рюмках на столе, отсвечивал синеватым пятном на корпусе лежащего рядом флэш-блока.

– Я знала, что ты не спишь,- сказала Полина.

Олег смотрел в экран, положив подбородок на кулаки.

– Я знал, что ты позвонишь. Я ждал. Сегодня странная ночь.

– Что-то происходит.

– Знаешь, это самое страшное. Чувствуешь, как оно приближается. Неотвратимо. И ничего не можешь сделать. Остается только ждать.

– Я слышу его. Мне страшно, Олег. Мне вдруг стало так страшно, что мы не успеем поговорить, когда оно придет. Завтра все будет не так. Я чувствую, как мир вокруг меняется. И меняет нас.

– Это закономерно. Вектор истории ломается. Мы ломаем этот мир, а он в отместку ломает нас. Так встряхивает поезд на стрелке, когда он меняет направление. Очень большой поезд, потому и трясет сильно. Мы в точке поворота, в точке слома. Стаканы бьются, пассажиры слетают с полок. История сворачивает на другой путь. Надо просто держаться.

– Не за что мне держаться в этой жизни, Левушкин,- сказала Полина.- Я устала держаться. Не хочу.

– Сколько раз я говорил это себе. А потом возвращался. Потому что ты ждала. Значит, мне было, за что держаться. Осталось немного. Не наделай глупостей в последний момент.

Полина невесело улыбнулась:

– Их уже столько сделано. Одной больше, одной меньше… Знаешь, так жутко, когда метель воет… Словно зверь в окно скребется и ломится. Ходит по городу, кого-то ищет… Кого?

– Рассекают тьму на части

Черной сетью провода.

Приближается несчастье,

Надвигается беда…

Олег погладил холодную шершавую поверхность флэш-блока и сказал:

– Все будет хорошо. Ты только держись за меня. Не отпускай. И все будет хорошо.

Экран мигнул, изображение Полины сменилось яркой белой точкой.

– Времени осталось мало,- предупредил знакомый голос.- Очень мало. Левушкин, ты сам все понимаешь. Так сделай то, что должен.

Олег поднял брусок флэш-блока и провел пальцем по фиксатору клавиши стирателя.

– Нажми его,- приказал Звягинцев.- Нажми, и все кончится.

Левушкин покачал головой:

– Этим? Нет. Не кончится. Ты ведь знаешь. Знаешь?

Экран молчаливо мерцал.

– Скажи, каков расклад. Я хочу знать. Должен.

– Этого никто знать не должен. Будущее нельзя знать наверняка.

– Тогда я сотру это потом.

– Нет. Иначе будет поздно.

– Поздно для меня?

Звягинцев выдержал паузу. Экран мерцал, белая точка светилась все слабее.

– Мне трудно здесь,- услышал, наконец, Олег.- Я скоро перестану быть. Послушай. Послушай, Левушкин. Ты что-то пытаешься изменить. Я хочу помочь тебе. Ты в нужной точке. Сейчас. Делай то, о чем я тебя прошу. Помоги мне, и я помогу тебе.

Экран мигнул и погас. Олег некоторое время глядел в его темный прямоугольник и слушал, как скребется метель в окно. Потом взял карандаш и разгладил лежащий на столе лист бумаги.

***

Фаер перевернул очередную страницу и внимательно пробежал ее глазами. Потом вернулся в начало папки. В личном деле значилось: «Птица Андрей Петрович. 22 года. Сержант особого отдела спецназа при «РО СБИТ». Карандашом в скобках – (росс. отд. сл. по борьбе с инф. терр.). Русский. Мать… Отец… Не женат. Не был… Не имел…» Напротив снимка молодого парня в кителе со знаками отличия войск информационной безопасности стоял жирный плюс, выведенный красным фломастером. В лице сержанта и правда угадывалось что-то птичье – черные, пронзительные, глубоко посаженные глаза. Тонкий, с горбинкой, нос. Нелепый хохолок на макушке.