– За всё время я первый раз вижу человека, который попал в милицию, и его там не оштрафовали. Это своего рода рекорд. Беседа интересной была?

– Да не было никакой беседы. Это всё нечаянно получилось.

– Ну, раз так, то и я тебя премии лишать не буду, а беседу считай проведённой.

С какого-то момента Родион подружился с Метисом, и немало времени стал проводить у него на работе. Вначале Метис его упрашивал, а потом Родиону и самому стало интересно кататься на его автобусе по городу, а в перерывах околачиваться во Дворце Культуры. Лучше всего для такого времяпровождения подходили дневные часы до начала второй, вечерней смены на заводе. Но частенько он посещал дворец и в свободное время после первой смены, заканчивающейся в три часа дня. Всё дело было в особенностях работы на дворцовом автобусе. Рабочий день у Метиса практически был ненормируемым. Иной раз он часами болтался без дела, а порою задерживался до самого вечера, или даже до полуночи. Контингент был соответствующий – администрация дворца, бухгалтерия, чиновники, артисты всякого звания, и другие причастные к искусству люди. География поездок тоже была соответствующей – профильные государственные учреждения, какие-то странные конторы, театры, и другие очаги культуры, а также частные адреса важных людей. Сегодня здесь, завтра там, и каждый день не похож на другие. Во время поездок по городу Метис частенько томился в ожидании своих начальников возле какого-нибудь учреждения. Вот он и начал таскать с собою Родиона, чтобы не скучать в такие минуты, которые иногда складывались в часы. В таких случаях они играли в шахматы или в карты, а если позволяла ситуация, то подрабатывали извозом, бензин-то был халявным. Причём специализировались на транспортировке больных животных, в основном собак, в одну из ветлечебниц. Однажды волей случая они подвезли туда женщину с большой собакой, и познакомились с ветврачом, который в дальнейшем подгонял им клиентов. Личных автомобилей у людей было немного, а автобус для перевозки животных подходил идеально. Метис боялся собак, и без Родиона этим не занимался.

С течением времени Родион до того примелькался во дворце, что персонал начал считать его «своим». Его знали в лицо администраторы и бухгалтеры, поэтому он стал вхож в служебные помещения. А капельдинеры бесплатно пускали его в кино и на танцы. И вот Родион, человек далёкий от искусства, незаметно превратился в какую-то разновидность «богемного жучка». Так обозвал его Саня, играющий на саксофоне в дворцовом ансамбле «Молодость». Время от времени они встречались на территории Дворца.

Родион стал ходячим справочным бюро, поскольку всегда знал, кто куда уехал, и, будучи в курсе внутренней жизни учреждения, дисциплинированно выдавал информацию. Многие думали, что он вообще там работает, и порою выговаривали: – «Ты где вчера был». Метис над этим только смеялся. Иногда Родиону давали поручения, которые он по мере сил выполнял.

И вот, в один прекрасный день Родион появился в костюме. Всё-таки одежда влияет на психологию человека. В новом костюме Родион начал чувствовать себя по-другому, более уверенно, а в его манерах появилась некая солидность. Окружающие тоже начали воспринимать его по новому, а кое-кто стал обращаться к нему на вы. Но были и не совсем приятные для Родиона следствия. На него вдруг обратил внимание режиссёр самодеятельного Народного театра Евгений Ильич. Он и раньше видел Родиона сто раз, но не выделял его из массы, а тут как будто прозрел.

Участие в этом театре было ступенькой к профессиональной карьере, и поступить туда было не так-то и просто. Многие известные артисты начинали свой творческий путь в самодеятельных кружках и театрах.

Встретив одетого в костюм Родиона, Евгений Ильич вдруг увидел в нём образ положительного героя, и начал уговаривать его стать артистом. Родион упирался, он говорил режиссёру, что лишён способностей к лицедейству, чем сильно его расстраивал. Возможно, Родион и не был полной бездарностью в данной области, и будь у него желание, он поддался бы на уговоры, но всё было иначе. По своему характеру он чурался любой популярности, в том числе, и заработанной кривлянием на сцене, хотя других за это не осуждал. Родион честно говорил Ильичу, что никогда не мечтал о сцене, но тот ему не верил. Ему казалось, что Родион кокетничает, или просто не понимает своей удачи, и продолжал его агитировать. Евгений Ильич существовал в артистической среде, где каждый стремился стать звездой, или хотя бы звёздочкой, поэтому люди, не стремящиеся к этому, казались ему странными, и подозрительными.

Такое равнодушие к искусству Евгения Ильича временами даже злило, особенно если он был под градусом. А под ним он бывал регулярно. На забулдыгу ещё не тянул, но был уже крепким любителем. Родиона он тоже пытался подпоить, но тот не вёлся, он просто не любил алкоголь. В дворцовом буфете водку открыто не продавали, но сотрудников обслуживали. Ильич, бывало, зазовёт Родиона в буфет, где ему нальют по блату сто грамм, и говорит:

– Вот ты лимонад пьёшь, а был бы артистом, значит, тебе здесь тоже водочки бы наливали, как своему.

– Попрошу, и мне нальют. Меня обе буфетчицы знают. Тоже мне, преимущество! Да в любом ресторане нальют, и даже не поинтересуются, артист ты, или нет.

– Эх, Родион! Тяжело с тобой разговаривать, всё у тебя по полочкам, и с выводами. Тонкости в тебе нет, понимания.

Ильич надежды не терял, и продолжал агитацию, но после одного случая, он изменил своё отношение к Родиону. Более того, на какое-то время они стали большими приятелями.

В один из тёплых весенних дней Метис на своём автобусе с утра подъехал к общежитию за Родионом. У Метиса было много знакомых солидных дам, и одна из них попросила его свозить заболевшего добермана в лечебницу. Но сначала пришлось доставить в отдел культуры горисполкома Евгения Ильича с каким-то неразговорчивым мужиком в белой шляпе, и с большим портфелем. Родион с Метисом сидели в автобусе, припаркованном недалеко от горисполкома, и коротали время за игрой в шахматы. Однако на сей раз, Ильич управился с делами за каких-то полчаса, и подошёл к автобусу в сопровождении трёх человек. Метис открыл двери, и они забрались в салон. Главного из новых пассажиров Родион знал. Это был худрук Драмтеатра Борис Леопольдович, личность в городе известная и значительная. Об этом говорил весь его облик крупного театрального деятеля – властный взгляд, благородная седина в пышных тёмных волосах, горделивая осанка, уверенные жесты, и внушительный бас. Такие люди в любом месте чувствуют себя главными. Другой был каким-то его помощником по имени Виктор. Среднего роста полноватый и круглолицый длинноволосый блондин с одной залысиной. Третьим был аккуратный, похожий на бухгалтера человек в очках и с папкой из кожзаменителя. Подобно своему коллеге в белой шляпе, за всё время он не произнёс ни слова. Ильич приказал Метису ехать к Драмтеатру, и автобус тронулся.

Евгений Ильич с внутренним трепетом ел глазами знаменитость, а Родион, как и положено богемному жучку слился с фоном, и замер. Худрук со своим помощником продолжили начатый ещё до автобуса разговор. Речь шла о репертуаре Драмтеатра. Звонкий тенор Виктора звучал с какой-то обидчивой интонацией, а солидный бас худрука его урезонивал:

– Успокойся Виктор. Не в первый раз, утрясётся понемногу.

– В театре «Камертон» из Д.К. «Химик», что хотят, то и ставят, никто им не указ.

– Виктор, не ссылайся на любителей, пусть и хороших, это несерьёзно. Да и недолго им своевольничать. Наверху перестраховщиков много, а они боятся свободы творчества. Найдут повод, и разгонят этот «Камертон». А жаль, молодёжь там хорошая.

– Борис Леопольдович, производственная тема важна, но ведь должна быть мера. Человек навкалывается на заводе, вечером дома книжку после ужина откроет, а там соцсоревнование, которое одновременно соперничество двух бригадиров за сердце девушки. Кто первый перевыполнит план, тому и принцесса в комбинезоне достанется. Включит человек телевизор, а там фильм о металлургах. Придёт в театр отдохнуть от всего этого, а на сцене опять производственное совещание. Волком завоешь.

– Не преувеличивай Виктор. Репертуар у нас хороший и разнообразный.