– А какое настроение в наших войсках? – спросил Жуков.

– Боевое, Георгий Константинович! – выступил вперед член Военного совета фронта генерал майор Мехлис, изрядно подрастерявший за минувшие месяцы не только звезды в петлицах, но и самоуверенность и надменность доверенного лица самого Сталина. Не мигая глядя в лицо Первого заместителя Верховного, он торопливо докладывал: – Войска хорошо подготовлены, вооружены и снабжены всем необходимым. Санитарные части придвинуты вплотную к фронту, санитарные поезда стянуты на ближайшие станции. Комиссары и политруки ведут широкую работу по поднятию боевого духа красноармейцев, их уверенности в нашей победе.

– Что ж, работу вы проделали большую, – скупо похвалил Жуков, лишь мельком глянув на Мехлиса, все еще остающегося недремлющим оком самого Сталина. – Остальное посмотрим на месте.

Еще не было шести часов утра, когда несколько машин выехали на хорошо накатанную дорогу, ведущую к небольшому хутору, где располагался штаб одного из танковых корпусов, предназначенный для глубокого прорыва немецкой обороны. Было морозно, небо густо усеяно звездами, узкий серпик Луны едва светился среди звездного великолепия.

Жуков был не в духе. Он не видел надобности в своей поездке на Юго-Западный фронт, который и без того создавался при его непосредственном участии. За то недолгое время, что он здесь не был, вряд ли что-то могло измениться, тем более в худшую сторону. Конечно, далеко не у всех командиров, начиная с батальона, кончая танковыми и пехотными корпусами, есть практика успешных наступательных операций. Разве что у тех, кто гнал немцев от Москвы зимой сорок первого-сорок второго годов. Он читал эту неуверенность в их глазах, в их нервозности при подготовке операции, и старался изжить эту неуверенность, приобретенную в предыдущих неудачных сражениях, жесткой постановкой задач и постоянным контролем за их исполнением. Но никто из командиров даже не заикнулся, что опасается за исход предстоящего дела, о котором большинство из них могли только догадываться.

Командующий корпусом генерал-майор Веретенников, докладывая Жукову о готовности корпуса к наступлению, смотрел на него как раз теми глазами, в которых читалась эта неуверенность. Жуков знал, что Веретенников в боях под Киевом потерял все танки своей танковой дивизии: одни в боях с противником, другие вынужден был уничтожить из-за отсутствия горючего и боеприпасов; из окружения прорывался на своих двоих, сохранив едва пятую часть личного состава. Но другие командиры дивизий и корпусов не сохранили и этого. Да и танки те были в основном старых конструкций, которые уже на Халхин-Голе в боях с японцами показали себя весьма слабо защищенными даже от пулеметного огня. И под Харьковым весной прошлого года Веретенников, уже командуя корпусом, попал в такую же передрягу. То есть весь опыт генерала состоял в неудачных наступлениях и последующих за ними разгромах. Теперь у Веретенникова в корпусе почти одни Т-34 и КВ, а это совсем другая техника, какой у немцев пока еще нет. И все-таки техника – это одно, а люди – совсем другое.

– Ну, а если немцы ударят тебе во фланг? – спросил Жуков, глядя на комкора сузившимися глазами. – Что тогда? Побежишь?

– Никак нет, товарищ генерал армии, не побежим, – дернулся Веретенников. И уже совсем зло: – Раньше не бегали, с какой стати побежим сейчас? – И добавил для пущей убедительности: – Будем драться до последнего снаряда.

– Значит, опять взрывать свои танки и пехом топать до самой Волги?

– Я не понимаю вашей иронии, товарищ генерал армии, – вспыхнул Веретенников, вытягиваясь в струнку. – У нас приказ: прорвать оборону противника, проутюжить его тылы и соединиться с частями Сталинградского фронта… Что касается флангов, то я уверен, что командование фронтом выделит достаточно средств для обеспечения их безопасности.

– То есть ты уверен, что немцев мы сумеем окружить, не выпустить их из котла и разгромить? Это ты хочешь сказать?

– Именно так, товарищ генерал армии. Хотя и считаю, что надо быть готовым к любым неожиданностям.

– А их, этих твоих неожиданностей, не должно быть! – отрезал Жуков. – Не должно быть ни под каким соусом! Даже думать о них не имеешь права. Потому что у нас имеется все, чтобы разгромить врага и не предоставить ему ни одного шанса на спасение. Именно так ты должен думать о завтрашнем дне. Без всяких если и вдруг. Сомневающийся в успехе командующий корпусом, равно как и армией или дивизией, не имеет права командовать ни корпусом, ни армией, ни даже полком. Твоя задача – идти вперед без оглядки. И крушить все, что попадется тебе на пути. И немец побежит. Тем более всякие там румыны, итальянцы и венгры. И верить, что командование фронтом сделает все, чтобы твой удар был неотразим. Все ясно?

– Так точно, товарищ генерал армии!

– Ну то-то же, – усмехнулся Жуков. И добавил: – Обороняться вроде бы научились. Стоять насмерть научились. Пора учиться и наступать.

Командующий Четвертым механизированным корпусом генерал Вольский ехал на выкрашенной в белое «эмке» в одну из своих дивизий, затаившихся в районе Сарпинских озер, примерно в ста километрах к югу от Сталинграда. Он ехал из штаба Сталинградского фронта, где командующий фронтом генерал Еременко, член военного совета генерал Хрущев и представитель Ставки Верховного командования генерал Василевский проводили последний инструктаж с командующими армиями и корпусами перед предстоящим наступлением.

– Ваша задача, товарищи генералы, – говорил Хрущев в заключение совещания, гвоздя воздух сжатым кулаком, – состоит в том, чтобы наконец нанести проклятым фашистам окончательное и бесповоротное поражение. Многострадальный город, носящий имя великого Сталина, ждет от вас решительных действий, предусмотренных планами Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Но, как говорят в народе: взялся рубить лесину, смотри, как бы она не упала тебе на спину. Вот и вы должны смотреть, чтобы фашисты не сели вам на хвост. А мы со своей стороны сделаем все возможное, чтобы ваше наступление прошло без сучка и задоринки.