Шрифт:
– А теперь ты оправдываешься, мол, виновата подруга?! – поддала она жару. – Ты всегда так оправдываешь свои поступки действиями других людей?
– Знаешь, что?! – я прищурил глаза и зло процедил сквозь зубы, – ты же видела, как мне было непросто, могла бы и подмахнуть…
– Ты грубиян!
– Иди в жопу, принцесса! – вырвалось у меня.
Моя девочка замолчала, и я замолчал. Тишину нарушали лишь редкие звуки: скрип брёвен и половиц, порывистый ветер снаружи и треск двух свечей в углу. Мне стало понятно, что цели своей уже не достичь. Не насиловать же её! Походив взад-вперед, я присел, потом встал и распахнул входную дверь бани. На улице было темно, пришло потепление, свежий воздух медленно проникал внутрь. Хотелось хоть как-то, хоть чуток оклематься. Я накинул пальто и вышел наружу. Вроде, не гонит, беспокоился я, наблюдая за ней через щель в косяке. Значит, есть ещё шанс! Крадясь и остужая нас, воздух с улицы заполнял помещение. Появлялась надежда…
* * *
– Не уходи, – послышался голос моей девочки из предбанника. – Слышишь, Вадим, не уходи! – испуганно повторила она.
Я и не собирался никуда уходить, но и строить из себя и разыгрывать что-то мне уже не хотелось. Что ж я делаю, зачем я так поступаю?! – разглядывая плывущие ночные облака и дыша полной грудью, мучился я. Она любит меня, это я понимал, и решил ей открыться. Постояв так ещё немного, зашёл внутрь.
– Дверь закрой, нас могут заметить, – раздалось из угла.
Закрыв дверь на замок, я снял пальто и повесил его на крючок. В предбаннике стало немножко прохладней, но жар из парилки возвращался.
– Тебе жарко? Разденься хоть совсем, мне всё равно, – опустив голову, предложила она.
Я не стал ерепениться, тем более что это и входило в мои планы. Расстегнув ремень, стянул джинсы и, оставшись в трусах и носках, вернулся на место.
– Почему тебе всё равно? – посмотрел на неё с интересом.
– Ты пить ещё будешь? – спросила она.
– Да, буду!
– Тогда наливай. И мне тоже.
На улице, на ветру, хмель мой прошёл, я не чувствовал себя выпившим, пьяным. Разлив по стопочкам водку, взял яблоко.
– Ты закусывай, просто так не пей.
– Хорошо, – сказала она. Я протянул антоновку и ей.
Вроде как моя девочка не хмелела, по крайней мере, этого я не заметил, но беспокоился, чтобы не напилась. Мне не хотелось развлекаться и играть с пьяной девушкой. Она же пила со мной за компанию, разделяя поровну всё то, что у нас было. Выпив по стопочке, мы закусили.
– Так почему тебе всё равно? – возвращал я её к своему вопросу.
А она подняла голову и обратилась ко мне:
– Вадим, как твои раны?
Моя девочка была единственным ровесником, кто называл меня полным именем – Вадим. Другие звали меня так очень редко, в основном, Вадька или Вадик, мама – Вадинька. Для слуха моего из её уст это звучало необычно торжественно и приятно.
– Всё нормально, – ответил я, – мне кто-то хорошо обработал раны. Губа лишь слегка припухла, а бровь – я и не замечаю. И всё же, почему ты сказала, что тебе всё равно?
– Потому что я и так всё видела, – спокойно ответила она, – меня тебе нечем уже удивить.
– Что всё? – заволновался я.
– Всё, значит всё и ещё больше. Ну, может, не совсем уже всё, но очень много.
Хорошо-о-о, думал я, значит, она знает больше, чем все остальные. Меня это заинтриговало, хотелось узнать все детали новогодней вечеринки.
– Расскажи, пожалуйста, поподробней, – настаивал я.
– Зачем тебе это? – мило улыбнулась она, – там нет ничего особенного, всё естественно было.
– Что естественно было, чего нет особенного? – не унимался я.
– Да всё! Тебе это надо? – поправляя под собой подушки, спросила она.
– Надо! Давай, рассказывай! – волновался я. – Хочешь, взамен я скажу тебе правду!
– Какую правду?
– Я мальчик, девственник! Никого не было и нет у меня.
– Я это уже поняла.
– Вот как! А как же? – удивился я.
– Не знаю, поняла и всё тут! – не осуждая меня, ласково улыбнулась она.
Я вздохнул и, подобрав ноги, согнул их в коленях. Механически пополнив наши стопки, залпом выпил и не закусил. Потом обхватил ноги руками, опустил голову на колени и, глядя на причинное место, стал размышлять о своём.
– Ладно, я расскажу. Но тебе это может быть неприятно, – предупредила она.
– Плевать! Рассказывай!
Я приготовился слушать и вновь слегка захмелел. В бане было всё так же тепло, даже жарко.
– Ты так сильно напился, – начала моя девочка, – мы занесли тебя в мою комнату, положили на кровать и накрыли одеялом. Тебе было очень плохо, Вадим, ты ворочался, кровь текла из брови и изо рта, и тебя начало сильно рвать. Бабушка страшно ругала меня, приказала принести два тазика и полотенца. Один тазик пустой, а другой с водой, чтобы тебя обмывать. Ты лежал на спине и захлёбывался… Вадим, милый мой, я так испугалась за тебя, мне ещё никогда не было так страшно!