Шрифт:
Бабка Герда не удержалась:
– Давай, давай, проходи! Не стесняйся, чего мы у тебя-то не видели? Уж с пяти лет наблюдаем твои закидоны.
– Бабушка! – пыталась одёрнуть её моя девочка.
– И твои тоже, – прогундосила Герда.
Все взорвались смехом. «Какое счастье, – подумал я, – что у её бабки есть чувство юмора». Внимание с меня переключилось, и обстановка сама собой разрядилась.
Выходные были длинными, поэтому никто никуда не разъехался, все, за исключением нескольких человек, были в сборе. В большом доме места хватало всем, а кому не хватило, ночевали у соседей. Мамы моей уже не было. Не дождавшись меня, она ушла. Я прошёл к столу и сел рядом со своими друзьями. Немного перекусив и выпив горячего чаю, мы вышли на улицу погулять. Наконец-то внутреннее напряжение меня отпустило.
– Ну, чего было-то? – живо поинтересовался я.
– А ты что, не помнишь, что ли, ничего? – заржали мои друзья.
– Почему? Помню, но не всё. Что было потом?
– А потом, – хохотали они безудержно, – тебя за руки и за ноги потащили наверх по лестнице в её комнату и бросили на кровать.
– Кто бросил, кто тащил? – не унимался я.
– Кто, кто? Харрис-пистолет с бабкой и её родители. А все помогали.
Почувствовав свою уязвимость, я отвернулся, было противно и стыдно представлять эту картину.
– Ну, а она что? – спросил раздражённо. Всё же любопытно и важно узнать о её роли. Хохот не прекращался, а только усиливался.
– А она, – еле переводя дыхание, гоготали друзья, – бегала вокруг тебя в лифчике и трусах с тазиками. Тебя рвало, она их подносила и обтирала блевотину, пока бабка чем-то не дала ей по башке, заорав, чтобы оделась.
Я замолк, мне было совсем не смешно… Хорошо, что хотя бы погода по-зимнему прекрасна. Мороз и солнце, день чудесный! Солнце уже клонилось к горизонту. Мы прогуливались недалеко от дома, возле леса. Я смотрел по сторонам и дышал полной грудью, чтобы хоть как-то восстановиться.
– Ну, а хахаль что, композитор её? – спросил я уже спокойно.
– Да какой это хахаль, ты чё! Это такой же пацан, как все, но оказался жертвой интрижки, как и ты. Ты чего, не понял ещё? Мы же предупреждали, что она дразнит тебя! Он после твоего выступления затих и вырубился под сосной. Когда мы уходили, он там и спал.
– А она где была?
Ребята остановились и перестали смеяться. Тон менялся, нужна была передышка.
– А она, Вадька, – продолжили уже серьёзно, – до утра бегала возле тебя, всё что-то убирала и подтирала. Потом ей бабка постелила на полу в коридоре, рядом с твоей дверью, и сказала, мол, спи, как собака, за свои игрища, хлопнула дверью и ушла к себе. Ну, и мы тоже ушли домой, спать.
Картина вечера прояснилась. Я жадно и глубоко вдыхал свежий морозный воздух и выдыхал пар. Охлаждался. Мороз бодрил и успокаивал. Ум просветлел и пришёл покой, да не один, а с лёгкостью и непринуждённостью. «Остановиться бы, – промелькнула мысль, – слишком уж хороша для меня моя девочка». Я понял, что придётся либо отступить, либо меняться, совершая усилия над собой. А это тяжело, хочется отступить…
Глава 4. Запах антоновки
Стемнело. Мы долго гуляли и уже замёрзли, пора было возвращаться – нас ждали. Погружённый в собственные мысли, я решил отступить. Память о ночной вечеринке держалась цепко, не хотелось быть объектом всеобщего внимания. Мои друзья вернулись ко всем, а я пошёл в дом, где остановился, и лёг на кровать. В доме было всё так же тепло и уютно, в гостиной звучала негромкая музыка радио. Взрослые сидели на кухне и тихо продолжали праздновать Новый год. Заметив, как я проскользнул, ко мне в комнату вошла мама.
– Сынок, что там у вас произошло? – спросила она, внимательно рассматривая моё пострадавшее лицо. Ей было жаль меня, она беспокоилась.
– Ничего не произошло, мам. Просто я поскользнулся и упал. На улице же скользко, вот и всё, – не желая поддерживать разговор, отнекивался я.
– А мне сказали, что ты сильно напился и тебя рвало… – настаивала она на своём, пытаясь развернуть меня к себе лицом.
– Да ты больше слушай, что тебе порасскажут про меня! Врут! Ничего я не напился, просто надышался угарного газа у камина!
Уклоняясь и пряча глаза, я стал выдавливать её из своей комнаты.
– Сынок, ты только не пей, – сменив тон, увещевала мама, – а то и так как дурной стал, общаясь с этой девочкой, а пьяный так…
Не найдя нужных слов, она умолкла, но всё же успела заглянуть мне в глаза и рассмотреть разбитую бровь.
– Ладно, мам, да не пью я, – вырываясь и выворачиваясь, раздражённо врал я, выталкивая её из комнаты, – ты же знаешь, я спортсмен и пить мне нельзя.
Она, ничего не сказав и поддавшись моему давлению, вышла из комнаты. Я закрыл дверь, выключил свет и лёг на кровать.
* * *
«Какие приставучие и наивные наши родители, – думал я. Они всегда хотят видеть в нас только самое лучшее и готовы верить всему, прощая и не замечая наших ошибок».
Заложив руки за голову, я лежал на спине и размышлял. Конечно, мне было очень интересно знать, что сейчас происходит без меня в доме моей девочки. Но появляться там у всех на глазах я не желал. Да и вообще, я решил с ней развязаться! Какая-то необычная девочка – она вызывала во мне сильные и противоречивые чувства. Что же меня так манит к ней, как сильным магнитом, притягивает и плющит? Я становлюсь ватным, парализованным, обезоруженным в её руках. А так ведь нельзя! Да, она очень красивая и милая, её молодое, нежное тело необычайно обворожительно и маняще. Им хочется обладать полностью, без остатка, хочется поглощать его, неустанно утоляя им жажду.