2. Сокращение книгоиздания и деформация книжного рынка. Коммерциализация книгоиздания привела к тому, что хронический советский дефицит на книги повышенного спроса (детективы, приключения, фантастика) был быстро удовлетворен. Уже в 1995 году остросюжетные детективы, сентиментальные романы, фантастика, приключения заняли 40 % рыночных изданий, зато значительно сократилось издание отечественной и зарубежной классики, современных писателей России, переводов зарубежных писателей и ученых, на долю которых осталось всего 8,1 % [5] . Статистика продаж показывает, что самыми популярными авторами из года в год являются Донцова, Маринина, Акунин, Шилова, Устинова, далекие от идеалов просвещения.

Ежегодные отраслевые доклады Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям нельзя назвать оптимистическими. Падение продаж в книжной рознице, сокращение числа книжных магазинов, постоянно растущие цены на книги – зримые приметы болезненного состояния российского книжного дела. Зато выпуск электронных изданий и букридеров находится на подъеме, и, по оценкам экспертов, в ближайшем будущем может занять четверть книжного рынка. Ожидалось, что в постсоветской державе благодаря отмене государственной монополии на издательскую деятельность быстро возрастет количество издательств, а рыночная конкуренция будет стимулировать повышение количества и качества выпускаемой ими печатной продукции. Эти ожидания не оправдались. Происходит непрерывный спад производства газетно-журнальной и особенно книжной продукции. По сравнению с 1990 г., когда доля книг в структуре выпуска отечественной полиграфической промышленности составляла 20 %, в 2015 г. эта доля упала до 9 %, причем более половины из выпускаемых изданий печатается тиражом менее 1000 экземпляров. В 2010 году продажи книг упали на 9 %, в 2011 году – на 7 %, а в 2015 г. эксперты книжного рынка были вынуждены признаться, что «динамика изменения основных показателей книгоиздания удручает: выпуск книг и брошюр и по количеству изданных наименований, и по совокупному тиражу стал худшим в сравнении со всеми предшествующими полугодиями последних восьми лет… Сегодня в России на душу населения издаются 2,66 экземпляра книг и брошюр» [6] . В натуральном выражении производство книг и брошюр в 2015 г. составило 112 647 названий и выросло, по сравнению с предыдущим годом, на 0,5 %; совокупный тираж отпечатанных изданий составил 459,4 млн экз. и, по сравнению с 2014 годом, снизился на 5,4 % [7] . При этом рост цены книги за последние 15 лет составлял 13–15 % ежегодно; учебник для общеобразовательных школ подорожал в 17 раз – до 350 рублей, а ежедневная газета стала дороже в 7 раз [8] .

Деформация книжного бизнеса заключается в образовании крупных производственно-коммерческих монополий, контролирующих различные сегменты книжного рынка – например, сегмент учебной литературы или сегмент общедоступной книжной розницы. Монополизация ведет к росту цен и свертыванию выпуска интеллектуальных изданий. Вероятно, сохранятся в ближайшие годы несколько десятков издательств, относящихся к уровню среднего бизнеса и занимающих ниши книжного рынка, еще не захваченные монополиями, а также многочисленная россыпь малого бизнеса и издательских подразделений различных учреждений, предприятий, вузов и т. д. Но нет гарантий, что будут присутствовать на российском рынке независимые издатели, руководствующиеся не корыстными расчетами, а просветительскими и гуманистическими идеалами. Напрашивается сочетание рынка с государственным регулированием. Рынок успешно удовлетворяет платежеспособный спрос на произведения массовой культуры, но он не в состоянии способствовать гуманизации общества и возвышению духовных потребностей личности. Здесь «нерентабельное» книгопроизводство нуждается во внерыночной государственной поддержке. Однако наше государство не спешит поддержать интеллигента-книжника. Исполнительный директор Ассоциации интернет-издателей Владимир Харитонов, задавшись вопросом, «какими словами можно сказать о том, что происходит с российской книжной индустрией», предложил на выбор два диагноза: катастрофа или системный кризис [9] . Хочется надеяться, что российская библиосфера переживает кризис, пусть даже системный. Ведь кризис, как известно, ассоциируется с тяжелым переходным состоянием, ведущим к улучшению или ухудшению состояния больного, а катастрофа – это летальный исход.

3. Глобальное бремя знания. Интернет уже сегодня обеспечивает библиографический поиск и электронную доставку релевантных запросам документов более полно и оперативно, чем традиционные библиотечно-библиографические учреждения. «Автоматические библиографы» способны обеспечить в массовом масштабе и со сравнительно небольшими экономическими затратами индивидуализированное (дифференцированное) распределение новых информационных поступлений (сигнальное информирование) между тысячами абонентов. Беда в том, что количественный рост информационных потоков не уменьшает, а увеличивает информационную нагрузку на отдельного человека, которая давно превысила гигиенические нормы.

Получается парадоксальная ситуация: автоматизация информационного поиска не облегчает, а напротив, усугубляет кризис текущего информирования. Как разрешить этот парадокс? Единственный выход: вновь обратиться к компьютерной технике, способной, как известно, решать такие задачи, которые не под силу человеческому интеллекту. Д.И. Блюменау справедливо заметил: «Одна из важнейших задач, которая ждет своего решения, заключается в том, чтобы передать компьютеру процедуру автоматического свертывания входного потока документов с целью формирования пакетов самостоятельных фрагментов, упорядоченных по тематике и их аспектной принадлежности. Образовавшаяся в результате такого свертывания база знаний будет информационной основой для формирования различных синтезируемых документов типа дайджестов, квазиобзоров, квазиконспектов и квазихрестоматий» [10] . Допустим, алгоритмически синтезированные «квазивторичные документы» избавят референтов от трудоемкой работы по реферированию и аннотированию первоисточников, но как избавить реципиентов от чтения «многопудовой квазиинформации»?

Гораздо сложнее преодолеть кризис ретроспективного поиска, заключающийся в том, что «мы не знаем, что мы знаем». В принципе, можно обеспечить контроль содержания оцифрованных фондов библиотек и архивов. Интеллектуальный робот-библиограф на основе информационно-поисковых тезаурусов сможет обнаружить все концепции (гипотезы, теории, законы), относящиеся к данной тематической области. Но исключить волнующую ученых ситуацию, когда «гениальные открытия сделаны, опубликованы и похоронены в фондах библиотек», таким путем не удастся, поскольку о степени гениальности открытия могут судить только люди, а никак не интеллектуальные компьютеры. Учитывая чрезвычайную сложность автоматизации семантических процессов, следует признать, что суть дела заключается не в имитации информационными технологиями продуктов человеческого интеллекта, а в разумном сочетании человеческих возможностей и возможностей техники. Конечной истиной развития аналитико-синтетической переработки информации является человеческое творчество, обслуживать которое призвана мощь компьютерной техники. При этом гордое человечество вынуждено согласиться с невозможностью разрешить кризис информации без использования потенциала интеллектуальной робототехники.

Удручают поистине необозримые пространства оцифрованной информации. Самые приблизительные подсчеты указывают ориентировочную цифру – более чем 2500 эксабайтов данных, расположенных на серверах по всему миру (1 эксабайт = 1018байт). Подсчеты специалистов показывают, что если перевести эти данные в книжный формат, то можно покрыть территорию США или Китая 100 слоями книг. Где хранить эти массивы? Как в них ориентироваться? Неизвестно. Львиную долю этих «книг» образуют аудиовизуальные записи, метеорологические и космические данные, курсы акций, прочая бизнес-информация, и нужно каким-то образом их упорядочить, ибо в постиндустриальном обществе информационный коллапс будет равнозначен социальной катастрофе. Непосильное бремя информации, которое стремительно увеличивается, становится глобальной проблемой современности, наряду с проблемами разоружения и предотвращения ядерной войны, угрозами терроризма и наркомании. Теперь в этот роковой ряд приходится включать и глобальный информационный кризис. Каким способом можно его разрешить? Невозможно сократить производство информации и знаний, нельзя последовать совету грибоедовского Фамусова: «уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь». Единственный разумный выход – разработать новые эффективные средства и методы аналитико-синтетической переработки информации, в полной мере использующие мощь информационной техники. Здесь нужны нетривиальные творческие решения, и вполне вероятно, что многовековой опыт библиотечных классификационистов и трудолюбивых библиографов найдет применение при разработке глобальных информационных систем, избавляющих человечество от непосильного бремени знания.

4. Свертывание библиосферы. Без официального афиширования, но достаточно последовательно в стране осуществляется политика свертывания библиотечных сетей. Испарились сети партийных и профсоюзных библиотек, серьезно пострадали отраслевые и территориальные системы научно-технических библиотек, продолжается демонтаж централизованных библиотечных систем. Единственным крупным вкладом в библиотечное строительство стало открытие в мае 2009 года Президентской библиотеки имени Б.Н. Ельцина. Необходимой инфраструктурой библиосферы является книжная торговля, служащая посредником между издательством и потребителями книжной продукции, включая библиотечную сеть, информационные службы и читательскую массу. Товарная продукция, поставляемая издательствами на книжный рынок, должна пользоваться платежеспособным спросом, в противном случае книгоиздательский институт лишается средств к существованию. Книготорговый социальный институт не только коммерческий посредник, но и один из индикаторов общей культуры общества. Об этом свидетельствуют факты: если в Советском Союзе во времена перестройки насчитывалось более 60 тысяч книжных магазинов и киосков, то в современной России существует меньше одной тысячи книготорговых учреждений на 146 миллионов населения. В то же время во Франции один книжный магазин приходится на 18 тысяч жителей, в Германии – на 17 тысяч.