Однако, по словам Ф. Ницше, человек, не понимая этого, делает свою жизнь чуждой главной основе, как следствие, тяжелой, страдательной. Начиная с раннего детства грузит на себя много внешнего, неестественного и потом «тащит много чужого на своих плечах. Как верблюд, опускается он на колени и дает как следует навьючить себя» (98, 174). В итоге дух оказывается в беспощадной зависимости от тела – и как физической плоти с ее вожделениями, и как личностного образования с его затвердевшими наслоениями из разного рода психических приобретений: конечных знаний, убеждений, привычек, традиций, привязанностей и обязанностей. Рациональность представляет собой лишь наружный слой психического мира. Но мы привыкли только за него держаться, главным образом им пользоваться, забыв о подлинных глубинах нашей психики.

Видимые окружающим характеристики человека непостоянны. Они то доминируют в психической жизни, то исчезают, то появляются в новых «одеждах» и сочетаниях. Не они составляют подлинную сущность человека. Есть в нас иной «элемент», благодаря которому мы, собственно, и получаем возможность иметь все то, что можно определить как человеческое. Но сам этот «элемент» не определяется ни социальной средой, ни семейным положением, ни воспитанием и обучением, ни профессиональной подготовкой или какой-либо иной игрой обстоятельств. Более того, действие этой части нашего внутреннего мира обнаруживается только в ситуации, когда рушится приобретенное и видимое.

Наука традиционно относится с пренебрежением ко всему выходящему за рамки того, что можно проверить в эксперименте, подкрепить объективными фактами и расчетами. Но ХХ век и здесь многое изменил. Пройдя через состояние чрезмерных ожиданий от науки и утратив значительную часть веры в нее, общество теперь уже с большей терпимостью и даже надеждой начинает относиться к тому, что нельзя определить в рамках материалистического монизма. Уже трудно уйти от признания, что человек неискоренимо содержит в себе нечто загадочное, таинственное, не укладывающееся в любые упрощенные, по сути редукционистские концепции, – есть в нем некая недоступная науке сакральная глубина. Она и составляет подлинно человеческое в человеке, позволяющее считать его «подобием Бога», «венцом творения».

В отличие от науки в повседневной жизни народа веками сохраняются обращения к душе, духовному смыслу человеческого существования, к Богу. В русском языке сложилась своего рода «языковая модель» человека, в которой наряду со словами, характеризующими реально осязаемую сторону его психики, всегда присутствуют слова «душа», «духовное», «высшее», «вечное», «божественное», указывающие на существование внутри психического мира чего-то внешне невидимого, но главного, сущностного для него. В таком признании – многовековая народная мудрость, всегда более достоверная, чем переменчивые научные теории.

Показательно, что в наиболее трудные, критические минуты человек, даже не будучи религиозным, церковным, обращается за помощью к Богу. По воспоминаниям ветеранов Великой Отечественной войны, в окопах не было атеистов. Оказавшись на волосок от смерти (например, перед атакой или при бомбежке), крестились и политруки, и бывшие уголовники. Может быть, внешне невидимое, но массовое обращение россиян к Богу в годы безмерных страданий стало важной сакральной причиной нашей победы в этой казавшейся уже проигранной войне. И не только в этой. Говорят, с кем Господь, у того и победа.

Впрочем, и сегодня при взлете и посадке самолета немалая часть пассажиров шепчет про себя что-то вроде: Господи, прости и помоги! В таких ситуациях срабатывает не логическое знание, а подсознательная потребность искать защиту от опасности у высшей силы, вера в которую сохранилась глубоко внутри нас под внешней оберткой навязанных цивилизацией рациональных знаний и убеждений. Многие авторитетные для молодого поколения люди (спортсмены, тренеры, актеры и т. д.), не стесняясь телекамер, шепчут молитву и крестятся, начиная ответственное дело.

Во все времена верными сторонниками идеи присутствия Бога в человеке были различные мистические учения – от неоплатоников III–IV веков до теософов ХХ века. «Есть в душе нечто настолько родственное Богу, что является не только соединенным с ним, но составляет с ним одно», – писал знаменитый мистик XIII века Мейстер Экхарт (56, 480). По версии Е. Блаватской, в человеке есть, во-первых, некая божественная сущность, или являющееся вечным высшее, духовное «Я», которое мы можем чувствовать только сердцем; во-вторых, – преходящее личностное Эго. Примерно так же структурирует внутренний мир индивидуума крупный писатель и один из авторитетных представителей мистицизма ХХ века О. Хаксли. Он говорит о присутствии в человеке «личностного Эго», которое изучает наука, и «вечной Сущности», являющейся идентичной или, по крайней мере, близкородственной Божественной Первооснове (156, 63).

У человека западной цивилизации рассудочная часть психического мира уже приобрела такую власть, что роль его сокровенной духовной сущности стала практически неощутимой. Все в жизни делается по уму и только по уму. «На Западе внешний человек забрал такую власть, что она заставила его отвернуться от своей сокровенной сущности и глубинного бытия», – писал авторитетный западный психолог К. Юнг.

Ф. Ницше называл разумность, стремящуюся к полной победе, опасной, подрывающей силой, способной подавить «высшее, священнейшее» в человеке (97, 419). О «рационалистическом безумии», которое «производит большие разрушения в душевной жизни людей», говорил Н.А. Бердяев (20). Многие авторы подчеркивают наличие обратной связи между разумностью и духовностью. По утверждению Шри Ауробиндо, чем ниже ментальное развитие человека, тем доступнее ему переживание своей близости к вселенскому Духу: «у пастуха под звездным небом или у рыбака из Галилеи есть для этого больше шансов, чем у всех философов мира вместе взятых» (132, 170). Господство разума обрекает человека «на мучительный душевный холод» (Л.Н. Толстой).