Хлопнула входная дверь – пришла жена с улицы. Когда успела выйти?!

–Слышал, что Полковник задумал? – снимая босоножки, прямо с порога спросила Геннадия так, словно они и не сорились, и не было надутых губ и попрёков.

–Нет. А что такое?

Она прошла на кухню, жадно испила кваса из стеклянного кувшина, вернулась в зал.

–Подошёл к дедам, и сказал, чтобы дали ему сто рублей; иначе, говорит, возьмёт дома ножовку по металлу, в подъездах перепилит трубы газовые, и взорвёт дом!

–Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! И что, дали ему денег? Он не успокоится, пока не выпьет положенного!

–Не знаю. Я, как услышала это от бабок, что у подъезда сидят, у меня сердце сжалось! Гена, он – реальный дурак! Он сделает! У него справка из психушки – угробит всех, и ему никто ничего не скажет!

–А ты что предлагаешь, денег ему дать на пьянство? – Геннадий покачал головой…

******

«… Кузнец, огромный бородатый гигант, с лоснящимся от пота литым загорелым телом, глядя исподлобья, крепко держал за локоть молодую бабу с серпом в руке.

–Ты чего, Парфён? А ну, пусти!

Кругом были пустые поля. Вечерело. Парфён следил за Авдотьей и, когда она приотстала от молодух, бредущих с поля, вышел из-за кустов шиповника, и рывком дёрнул её к себе. Не давая опомниться женщине, кузнец вырвал из её усталых рук серп, выкинул далеко вперёд, затем большой ладонью зажал ей рот, и стал гнуть бабу к земле. В глазах молодухи вспыхнул ужас. Она исхитрилась впиться зубами в руку кузнеца.

Кузнец отдёрнул укушенную ладонь.

–Ты что! Парфён! Я же мужняя! Пусти! – взмолилась женщина.

Парфён хлёстко врезал ей по лицу, и толкнул в пшеницу.

–А-а-а!!! – заголосила она, потом зашептала истерично. – Не трожь! Мужу скажу! Не трожь меня, Парфён!

–Убью мужа твово, если скажешь.

Кузнец задрал подол юбок Авдотьи, обнажив тугой живот и ноги, возбудился. Спустив свои порты, он полез на молодуху. Женщина онемела от потрясения – у кузнеца естество было неимоверное.

–Парфён, Христом богом… Не сдюжу такого…

–Ни одной бабе не повредил – входит, как по маслу. Ты попробуй его, сама ходить ко мне начнёшь.

–Накачаешь меня, ирод!

–Как бог даст.

Кузнец приступил к грубым ласкам. Авдотья уже не противилась…

–Шарман… Ля рюс мюжик. Ха-ха-ха.

Кузнец испуганно вздёрнулся.

Над ним и Авдотьей стояли три барыни. Одну он знал – баронесса Зинельсс, двух других видел впервые. Но они были ослепительно красивы. Он страшно перепугался, вскочил на ноги. Его орудие туго качалось.

–О-ля-ля! – воскликнула одна из барынь. – Колосаль!

Другая, хитро улыбаясь, сказала, шепелявя с польским акцентом:

–Матка бозка… Прелестно.

–Митридад, отпусти бабу. Она от тебя никуда не денется. Займись нами, – не стесняясь крестьянки, требовательно велела Зинельсс.

Авдотья поползла в пшеницу. Барыни цинично засмеялись.

–Ложись, Натали, Митридад вынослив, как жеребец, – сказала графине Бесковой баронесса.

–Прямо так, на землю?

–В этом вся прелесть, моя дорогая.

Графиня, задрав юбки, послушно улеглась в помятую пшеницу. Кузнец вгляделся в прелести широко раздвинувшей ноги белокожей, пахнущей дурманящими духами, женщины, и застонал от желания.

–Постарайся, милый, – попросила графиня, когда кузнец принялся за дело. – Тебя действительно зовут Митридад? Царское имя.

Кузнец, поглядывая на стоящих тут же баронессу и её подругу, оскалился.

–Меня зовут Парфён. А Митридадом кличет её сиятельство баронесса. У них в конюшнях есть конь-производитель Митридад, и у меня орудие такое же, как у их Митридада. Да.

–Вот как? – графиня нахмурилась, обдумывая услышанное. Работа кузнеца уже приносила ей сладостные ощущения, но она ещё не отдалась всецело наслаждению. Спросила, чуть ревниво. – Значит, ты баронессу пользовал?

–Ещё как! – отозвался кузнец. – Их сиятельства крепки на это дело!