Лимбди – маленький суверенный штат, правит которым раджпутский принц из династии Такор-сахебов. Нынешнего монарха звали Даулат Сингх, и он славился своими либеральными взглядами и великодушием. Он показал себя как настоящий защитник интересов своих подданных, искренне радеющий за их благополучие, и они платили ему большой любовью.

В Лимбди Рамдас разместился в доме Кантилала, стоящем в маленьком узком переулке. Стоило вести о его прибытии разлететься по городу, и к дому потянулась нескончаемая вереница из сотен людей, представителей всех местных сословий. Ему наносили ежедневные визиты царские сановники, врачи, торговцы, мужчины и женщины средних и беднейших классов. Люди всех каст, вероисповеданий и сект шли к нему толпами, но в основном брахманы и джайны, составляющие основную массу населения штата. Рамдас принимал посетителей на втором этаже, в большом зале, устланном ковром. На ночь он удалялся в отведенную ему комнату наверху.

Сидя перед многочисленной аудиторией, Рамдас изливал душу в пылких речах о волшебстве и силе святого имени и о блаженстве Богореализации. Он говорил на языке любви и радости, и его слушали с восторженным вниманием. Он перешел на чисто молочный рацион, и, узнав об этом, сотни матушек с утра до полудня несли ему полные лоты молока – в таких количествах, что его вполне хватило бы для купания. Чтобы не обидеть никого из щедрых дарительниц, ему приходилось пригубить молоко из каждой лоты или, по крайней мере, окунуть в него палец и капнуть себе на язык.

В результате дом Кантилала быстро превратился в оживленный проходной двор, где царила суета с раннего утра до поздней ночи. Но Кантилал дал своеобразную оценку происходящему.

– Свамиджи, – сказал он, – благодаря вам наше скромное жилище стало настоящим храмом.

Принца Такор-сахеба оповестили о приезде Рамдаса, и он прислал одного из придворных, чтобы пригласить Рамдаса во дворец. Около одиннадцати утра за ним приехал экипаж и доставил его в царскую резиденцию. Его сопровождали Кантилал и Маганлал. Принц принял Рамдаса в небольшой, богато обставленной комнате. Он уселся на свое покрытое ковром ложе, остальные разместились перед ним на полу. Рядом с принцем сидела английская леди. Рамдас, не чувствуя стеснения, повел рассказ о своих приключениях во время странствий по Индии. Он говорил с непринужденностью ребенка, доверяющего любящей матери свои секреты, и, как выяснилось, такая мать сидела среди слушателей. Это была англичанка, мисс Элизабет Шарп, и в дальнейшем он будет называть ее «матушкой Элизабет», а Такор-сахеба – «Раджой Рамом». Радже Раму тоже очень понравилась откровенная и незатейливая повесть Рамдаса. Она настолько захватила его, что он утратил чувство времени и только в полпервого стал поглядывать на ручные часы.

– Ой, уже за полдень! – воскликнул он. – К часу я должен быть в своем кабинете в канцелярии.

Встречу пришлось закруглить, и Рамдас со своими молодыми друзьями вернулся к Кантилалу.

Он провел в Лимбди две недели, и каждый день Раджа Рам и матушка Элизабет приезжали за ним на машине и он проводил час или два в их обществе. Он говорил с ними о вечном счастье и любви, всегда одерживающей победу, сдабривая рассказ примерами из своей бродячей жизни. Они зачарованно слушали, забывая обо всем на свете. В чистом сердце матушки зародилась нежная любовь к Рамдасу, и она пригласила его на свою маленькую изящную виллу, стоящую посреди прекрасного сада. Свою обитель матушка называла «Шри Кришна Ниваса». Какое доброе и любящее сердце!

Во второй половине дня «приемная» Рамдаса заполнялась женщинами. Среди них были две древние старушки, не пропустившие ни единого дня. Несмотря на старческую немощь, они с завидным упорством взбирались по лестнице на четвереньках и ковыляли прямо к Рамдасу, чтобы затолкать ему в рот большие куски тростникового сахара, за что Рамдас наградил их прозвищем «сахарные матушки». Глядя на него с умилением, они похлопывали себя по щекам и ласково приговаривали: «Родненький, любимый».

Как-то вечером Рамдас, приняв приглашение старой рани-сахеб, вдовы Такор-сахеба, отца Раджи Рама, посетил зенану – женские покои царского дворца. Его препроводил туда бывший деван (губернатор) Лимбди, благородный и скромный человек, по возрасту отошедший от дел. Рамдаса пригласили в маленькую комнату, где ему приготовили сиденье на возвышении. Кроме него и девана, там находился очень старый брахман. Соблюдая традицию [25] , рани жила затворницей и, разговаривая с мужчинами, скрывалась за металлической ширмой, в которой было проделано много маленьких дырочек. Это позволяло женщинам видеть людей, сидящих снаружи, но их самих было не видно. Оказалось, что набожная матушка посвящала все послеполуденные часы чтению святых писаний. Она выразила желание, чтобы Рамдас что-нибудь сказал ей. Хотя он изъяснялся на хинди, слова полились бурным потоком. Около получаса он вдохновенно описывал тщету жизни, лишенной стремления к божественному знанию и любви ко всем созданиям. Когда он умолк, на пять минут воцарилось гробовое молчание. Потом из-за дырчатой ширмы раздался звонкий и хорошо поставленный голос рани.

– Подумать только, какая великая вайрагья [26] ! Как бы мне хотелось родиться мужчиной, а не женщиной, навеки запертой в золотой клетке! Будь я мужчиной, я могла бы жить, как он, свободно и счастливо.

Судя по всему, слова адресовались девану Сахебу и были приправлены изрядной порцией горечи. Добрая рани-сахеб угостила Рамдаса молоком и фруктами, и, попрощавшись, Рамдас отбыл и вернулся домой.

Рамдас навестил санньясинов в их ашраме, где был радушно встречен постоянными обитателями. По их просьбе он сказал несколько слов о Богореализации – в его понимании, единственной цели жизни.

Кроме того, ему выдалась возможность встретиться с садху– джайнами в их главном ашраме в Лимбди. Джайнизм считается таким же древним, как Веды. Его учение во многих отношениях напоминает буддизм. Постулат ненасилия в этой религии доведен до крайности. Садху– джайны носят специальную повязку, закрывающую рот, закрепляя ее на голове тонкими лентами, и всегда имеют при себе маленькую метелочку, которой подметают пол или землю, прежде чем сесть. Все эти предосторожности – для того, чтобы невольно не убить невидимых глазу мелких букашек. По этой же причине они пьют только кипяченую воду и никогда не едят у зажженной лампы, завершая вечернюю трапезу до заката. Согласно джайнизму, цель человеческого существования – освобождение и покой, а путь к этой цели – безупречная чистота образа жизни и ненасилие.

Рамдас с удовольствием провел полчаса с садху этого ашрама, после чего его отвезли в еще один ашрам, где собрались женщины из общины джайнов, чтобы послушать его речь. Видя этих добрых матушек, он был так счастлив! Он поднялся на невысокую трибуну и говорил без остановки три четверти часа о чистоте, любви и покое, весь наполненный невыразимым восторгом. Поездки в ашрамы организовали два уважаемых купца-джайна, щедрых на благотворительность, – Угарчанд Шет и Моханбхаи. Они прониклись глубокой симпатией к Рамдасу и настояли, чтобы он также посетил их дома.