У Марии в голове чуть прояснилось, и она на ощупь пошла по ступенькам, осторожно опираясь на скрипучие перила. Кажется, она попала на колокольню. Здесь было тихо, только что-то лязгало вдалеке... Сквозняк принес запах влажной земли и почему-то гари. Мария с наслаждением вдохнула холодный сырой воздух и плотнее закуталась в свой платок. Даже живот стал меньше болеть.

Поднималась она долго. Дважды сбилась со счета, пока, наконец, уперлась ладонью в крышку люка. К счастью, он не был заперт.

Мария не сразу поняла, почему небо было темно-оранжевым. Сначала она думала, что это закат, и безуспешно поискала глазами солнце у горизонта. Ни солнца, ни луны. Наверху гарью воняло много раз сильнее. Гарью и... гнилью. Подойдя ближе к невысоким перильцам, едва заглушила крик, зажав рот обеими руками.

Сколько хватало глаз, горел Киев. Разграниченный несколькими укреплениями, в центре он был черен и спокоен, но уже за вторым рубежом то тут, то там полыхали алые пожары, освещая темную ночь. Мария видела, как снуют маленькие фигурки, сталкиваясь между собой, будто слепые муравьи. Где-то вдалеке хрипло протрубил рожок. Несколько фигурок прорвали центральное укрепление и кулями попадали на землю, утыканные стрелами.

Вновь трубил рог. Воздух наполнили крики дружинников и похожая на лай речь монголов. Ветер бросил ей в лицо хлопья пепла, похожие на снег.

Они все умрут...

Глазами Мария искала место, где был их дом, но видела всюду одно лишь пепелище. Все мертвы. И отец, и мать, и бабка, и челядь до последней чернавки и двухлетнего сына конюха. Ярош мертв. От него остались лишь семь серебряных рыбок у нее на шее.

— Мария?

Из люка выглядывала растрепанная голова Андрея.

— Зачем пришел сюда? Уходи. Пошел прочь!

Не нужно было ему этого видеть и слышать. Андрей, испугавшись окрика, шмыгнул в люк. Мария выдохнула. Будто на мгновение ей стало легче. Следом за Андреем она спустилась в люк, всем сердцем желая стереть из памяти пылающий в огне город.

***

Глава 1

Андрей ждал уже больше часа. Его хождения по гостиной отвлекали Ивана сначала от упражнений по русскому языку, теперь — от упражнений по математике. Мальчишка то и дело косился на него, ерзал на стуле и вздыхал. Его тетке это не слишком нравилось. И это, и само присутствие Андрея. Неприязнь между ним и Ниной была на редкость взаимной. Впрочем, наблюдать за тем, как она пыталась вернуть Ванино внимание к домашней работе, было даже забавно. Строгости ей не доставало. В конце концов, Нина, утомившись, взялась за пилочку для ногтей, лишь изредка косясь на мальчика из-под тяжелых от туши ресниц.

Андрей давно уже задумывался, так ли уж нужна сейчас эта холеная мадам. Наверное, зря Татьяна решила, что молохи не смогут помочь с воспитанием детей. Хотя Андрей и слабо представлял себя в роли няньки, Мария же детей любила. Тем не менее, уже через месяц после смерти мужа Татьяна отправила телеграмму старшей сестре в Астрахань. А еще через месяц, бросив своего сожителя, Нина примчалась в Москву. Ни уважения к Андрею, ни хотя бы страха, как у сестры, у нее не было. Но Мария не возражала. Нина быстро заняла место у семейного очага, где осталась и после смерти Татьяны. Московская прописка стала неплохой платой за воспитание двух сирот.

Еще один круг мимо фотографий Бестужевых. Как раз свадебная фотокарточка напротив какой-то лачуги в горах и в окружении деревенских оборванцев. Татьяна в простом белом платье и венке — пугало пугалом даже в праздничном наряде — и Ефрем в светлой рубашке и брюках. Казалось, их просто по ошибке поставили рядом. Справа угадывался Ефремов отец — картинка чуть смазалась, и лица не видно. Видно лишь, что он такой же высокий и стройный, как и сын.

Чуть дальше уже московские фотокарточки. Уже с детьми. Ефрем обожал старшую дочь Веру. Казалось, снимков с ней больше всех прочих вместе взятых. Андрей даже пересчитал их и убедился, что да, больше. Сначала кроха в кружевных платьицах, потом нескладный длинноногий ребенок с вечными темными косичками. Везде вместе с Ефремом. После шести лет — лишь с матерью или теткой. Первый класс, пионерская присяга — ничего этого Ефрем не увидел. Не увидел и того, как она превратилась в юную красивую девушку, как на последней фотокарточке, где она в летнем платье возле фонтана в парке в Сокольниках.

А с Иваном и вовсе один снимок. Ефрем, совсем растолстевшая Татьяна и ворох кружевных одеял, из которых торчит лысая макушка. Сияет от счастья — спустя шесть лет родился сын. От счастья и надежды, что хоть кто-то из двоих детей унаследует силу рода.

Андрей стиснул зубы. Острая боль прострелила челюсть, и он, досадливо морщась, выплюнул сломанный зуб. Боковой. Почему-то они ломались чаще всего.

— Ого! А можно я оставлю его себе? — Иван, краем глаза за ним подглядывавший, окончательно забыл про математику.

— Ну все! Идем к тебе в комнату! Я не буду сидеть над твоими уроками до полуночи.

Отложив пилочку для ногтей, Нина резко встала, сгребла тетрадки подмышку и повела вяло упиравшегося мальчишку в комнату. Андрей подмигнул ему и протянул треугольный зуб, несмотря на негодование тетки.

— Как у акулы!

Как только он выскочил в коридор, победно размахивая зубом, Андрей преградил дверь рукой.

— Веры нет уже довольно долго.

Нина сдула крашеную рыжую челку с глаз и сдержано сказала: