Зоя Васильевна работала учителем музыки по классу балалайки. Музыкальная школа размещалась в клубе, занимая несколько кабинетов. Надо сказать, педагогом она была неплохим, к ученикам относилась с уважением и никогда не повышала на них голос.

У неё был приятный убаюкивающий голос, тем не менее, слушать ее было невыносимо. Если Кобрина начинала что-то рассказывать, то хотелось либо заснуть, либо сбежать, потому что повествование было перегружено ненужными подробностями. Порой Зоя забывала вообще, о чем шла речь и пыталась вернуться к истокам рассказа. Это слушателя сильно утомляло.

Но Зоя Васильевна не замечала этого, или не хотела замечать, тем более, она всегда вспоминала, на чем прервала свою речь, и продолжала, как ни в чем не бывало. Чувство юмора у Зои отсутствовало напрочь. Каждый анекдот она анализировала и размышляла о сути.

Кобрину вообще ни в какие тусовки запускать было нельзя. Одно время она разочаровалась в политике и ушла с головой в религии, все сразу. Пройдя всё, решила ненадолго остановиться на православии.

Однако, Зоя выбрала не очень удачное время. Когда-то в Сидристовке стояла церковь, построенная на деньги прихожан. Это было деревянное строение с сияющим позолотой крестом. Потом случился пожар и, хотя её отремонтировали по мере возможностей, вид стал неприглядный.

При всём при этом храм посещали: уж очень был батюшка хорошим, – никого не осудит, поговорит по душам в случае какого горя, да и проповеди вёл замечательно, проникновенно. Иеромонах Филарет пользовался огромным уважением на селе. Но уж очень был доверчив.

Какой сам был, чистой души человек, такими и других видел. Накануне выборов в депутаты в церковь, вдруг, ни с того, ни с сего зашел Ожарович, даже разорился на свечку. После службы он подошел к отцу Филарету и покаялся:

– Грешен я, сам знаю. Но есть у меня мечта. Как только изберут меня в депутаты, так сразу новую церковь построю. Так всем и скажите.

Батюшка на следующей службе об этом поведал прихожанам. Когда Николай Семенович уже восседал в депутатском кресле, священник пришел напомнить ему о сделанном обещании.

– Да хоть сегодня начнем, – пообещал депутат, – нужно подогнать строительную технику, чтобы разровнять площадку, а старая церковь мешает. Как только разберёте храм, тут же и приступим. Месяца через два уже будет стоять новая церковь.

Отец Филарет организовал субботник. За один день дом был снесен. Но техника так и не прибыла ни через месяц, ни через год. Хорошо, хоть не успели разобрать трапезную – маленькую избушку, которая не могла вместить всех желающих помолиться. Первое время Ожарович прятался от священника, а потом заявил:

– Вы не правильно всё поняли. А что церковь разрушили, так это ваши проблемы.

У отца Филарета сердце не выдержало. Долгое время в деревне не было священника. Куда православные только не писали. Но если нет прихода, так значит, и поп не положен. Наконец, Кузькину надоело постоянное паломничество бабок, и он откуда-то притащил отца Александра, лишь бы отстали.

Батюшка имел длинную бороду и громкий голос. А то, что у него не было сана и, он в жизни не держал в руках Библию, а также не знал ни одной молитвы, главу заботило мало. Лишь бы электорат успокоился до его перевыборов, а там видно будет.

Батюшка оказался очень порочным человеком. Все знали, что вместе с мэром он частенько отдыхает в сауне на объекте. Но мало кто знал, что кроме омовения тела, тот еще и хорошо полощет языком.

Отец Александр, конечно, о тайне исповеди знал, но хранить не умел. Временами батюшку, очень пьяненького, подбрасывали к месту его службы, где душу из него уже вытряхивала попадья, пытаясь эту заблудшую овцу привести в чувство. Зная всё это, прихожане написали жалобу на недостойное поведение священника, на что мэр осудил их за отсутствие терпения и всепрощения. Но всё же, Зоя решила окреститься.

Конец ознакомительного фрагмента.