В трубке слышалось дыхание, легкий треск. Я тупо смотрела на судорожно зажатый в пальцах карандаш и слушала чужое дыхание. Вдруг исчезло и оно, в трубке стало пугающе тихо, послышались странные шаги – цоканье маленьких копыт по каменному полу. И – шепот на грани слышимости:

– Помоги нам, и мы поможем тебе. Мы знаем, чего ты хочешь, мы знаем, кого ты ищешь. Мы помним тебя, Дара. Помоги нам…

Карандаш оглушительно хрустнул. Из трубки раздавались понятные короткие гудки.

Ночь прошла в полусне-полубреду. Утреннее солнце застенчиво щурилось из-за облаков.

На вокзале купила билет. На работе подписали двухнедельный отпуск. Дома написала аккуратное письмо родителям, поставила дату, предшествующую дню их приезда. Получилось мило – спокойно и убедительно. Так: мобильник, зарядное, свитер, блокнот, куртка, пузырек со спиртом, белье, блок сигарет. Ручка, карандаш, бинт, еще один блокнот и два карандаша. Вроде бы все. Позвонить бы кому-нибудь. Впервые за последние три года захотелось поговорить с кем-нибудь, рассказать, как мне страшно и непонятно. Но говорить не с кем. Нашарила в шкафу маленькую бутылочку рижского бальзама и сунула ее в рюкзак – пригодится. Закрыла двери, спрятала ключи и вышла из подъезда.

От души побегала по перрону – номера на вагонах у нас принято маскировать, чтоб пассажирам было веселее. Добрый голос дежурной по вокзалу отделил провожающих от отъезжающих, и город медленно уплыл в темноту.

Вагон затих. Пассажиры угомонились и дружно засопели. Я сидела, вжавшись спиной в угол, подобрав под себя ноги, и старательно считала пробегающие мимо фонари. На седьмой сотне поняла, что хочу кофе. Достала из рюкзака необходимое и, покачиваясь, побрела за кипятком. Пышущий жаром титан поблескивал в густых сумерках. Крутой кипяток тонкой струйкой зажурчал в чашку. Успокаивающе стучали колеса, запах кофе осторожно поплыл по вагону. От двери, ведущей в тамбур, отделилась невысокая тень. Я прищурилась, всматриваясь в сумрак. Маленький человек, чуть выше метра, неторопливо подошел, почесал короткую густую бороду и тихо пробасил, глядя снизу вверх ярко-синими светящимися очами:

– А табачком ты не богата? – и застенчиво улыбнулся.

– Эмн… Что? – в голове звонко стукнуло.

– Я спрашиваю, табак у тебя есть? А то я дорогой поиздержался малость, – и человек горестно вздохнул.

– Есть. Сигареты. С ментолом. А… вы кто?

– Хорошо, – с чувством выдохнул мужичок. – И мне кипяточку плесни, будь ласкова, – он протянул полулитровую алюминиевую кружку с вмятиной на боку. – Я-то? Я – гном.

– Кто-о-о?!

– Кипятку налей, а? И не кричи, не кричи. Ведь ничто страшного не вон чего, да?

Я, внутренне повизгивая от нереальности происходящего, подставила емкость под краник титана.

– Благодарствую, – теплой волосатой рукой он ловко перехватил у меня кружку. – А теперь пойдем-ка в тамбур, там тихо, там и поговорим.

– Угу. В тамбур. Тихо. Поговорим. А об чем же, сударь, мы с вами говорить станем? – я постепенно приходила в себя.

– А об чем захочешь. Вот про ночной звонок, например. Про куда ты едешь, опять же. И, самое главное, про зачем тебя туда несет.

В голове опять стукнуло. Гном (мама дорогая!) понюхал пар над кружкой и, покряхтев, сказал:

– Сахарком поделись, – и звучно хлебнул.

– А мёду хотите? – неожиданно спросила я.

– Обязательно. Мёд – это совсем хорошо.

– Ну, тогда пойдем на место. Зовут вас как?

– Кодя. А полностью Никодим Ашотович.

– О, Господи… «Шехерезада Степанна».

– Не смешно. Папенька мой с-под Еревана был, доброго Неба ему, – Кодя приложил руку к сердцу и повернулся в профиль. – Он меня и носом таким наградил. Всем носам нос.

Нос был знатный. Крупный, с горбинкой, породистый такой армянский нос.

Кодя осторожно поставил на столик кружку, уселся на полку, поерзал, достал из кармана меховой безрукавки десертную ложку и с надеждой посмотрел на меня.

– Может быть, вы есть хотите?

– Хочу, – просто сказал он. – Два дни жевнуть не случалось.

Куриная нога, два соленых огурца и бутерброд с сыром перекочевали из рюкзака на стол, а потом в Кодин желудок. Ел он дивно: аккуратно, без малейшей торопливости и намека на жадность. Я хлебала кофе и косилась на гнома.

– Сколь же я тебя по городу искал, это ж страшенное дело, – громким шепотом сказал он, дожевывая кусок сыра. – Отродясь столько людей сразу не видал. Домового сыскать у вас еще можно. А в Москве, верно, и спросить-то некого будет. Рассказывали, рассказывали…

– Кодя, вы хотели что-то рассказать про звонок и про поездку. Это вы должны были встретить меня на вокзале?

– Обязательно я. Но решил подстраховаться, прямо от пенат проводить. А то как же можно поручиться за доставку? Охо-хо, чего же ты мне все вычешь, а? Смущаюсь я сильно.

– Кодя…

– Да, да, – гном покивал, вздохнул, извлек из кармана трубку и сказал: – Пойдем в тамбур.

Табак из двух распотрошенных сигарет был забит в трубку, чиркнула спичка, Кодя выпустил клуб дыма. Я щелкнула зажигалкой.