Толстые ладони лежат на клавиатуре, указательные пальцы деликатно поглаживают выпуклости на "F" и "J". Это своеобразный петтинг - прелюдия перед зачатием от страницы. Их глаза закрыты, но даже если кто-то приподнял веки, не бы увидел зрачков и радужки. Глаза Семи Толстых Ткачей развернуты на сто восемьдесят градусов и рассматривают собственный мозг. Над каждым домом, где сидит Ткач, загудело - это Ветер поприветствовал своих слуг. В комнатах запахло терпкими восточными пряностями, зашуршали бумажки, шторы, волосы некоторых Ткачей тронул порыв Ветра - он уже внутри, уже в комнате.

Но вот началось! Губы зашевелились и зашептали. Ткачи на разных концах света, но это не мешает им вести диалог, не мешает настраиваться друг на друга, не мешает вступить в контакт со своим Богом.

– Петли крутим, - сказал Фарит.

– Плетём сети, - согласился Гнолт.

– Знают все во Тьме и Свете!
– похвастался Вольт.

– Мир меняем мы сейчас, - констатирует Марит.

– Мир меняется без нас, - возражает Кольт.

– Явись, Муза, не молчи!
– просит Болт.

– Просят Толстые Ткачи!
– представляет всех Шалит.

Прошептав эти строки, они садятся ровно и открывают глаза. Зрачки расширены настолько, что угрожает занять всё глазное яблоко. У всех, кроме Шалита, на голове есть хоть какие-то волосы, они завиваются и медленно шевелятся. Заплетаются, скручиваются, отражая тот хаос, что творится в голове.

– Итак, что мы имеем?
– спрашивает Фарит, хотя в комнате он один.

– Нам нужна высокоморальная или аморальная история?
– спрашивает Шалит, находясь за несколько тысяч километров от Вольта.

– Я думаю, как всегда - серединка на половинку, - говорит Вольт.

– Понятно, - сказал Фарит, его пальцы забегали по клавиатуре. Синхронно с ним еще шестьдесят пальцев повторяют ту же операцию.
– Допустим, главная героиня - женщина.

– В возрасте, - соглашается Кольт.

– Правильно, - вторит Гнолт.
– Сейчас старики смотрят фильмы очень хорошо, молодежь по сериалам больше. Можно привлечь какую-нибудь старушку-актрису, публика это нравится.

– Мудрая бабка, но будет в кадре не всегда, - говорит Шалит.

– Положим, история ее жизни. Она рассказывает внучке, что случилось с ней в прошлом...

– Только не надо превращать всё в любовный фарс.

– Но без любви тоже нельзя. Любовь - ключ к сегодняшнему зрителю. На нее так всё завязали, что фильм без любовных соплей никто не воспримет серьезно. Скажи спасибо за это Шалиту.

– Спасибо, Шалит.

– Не за что.

– Не отвлекаемся! Итак, она рассказывает внучке...

– Внуку.

– Правильно, внуку. Слишком много баб отпугнет мужскую аудиторию.

– Но о чём?

– История должна быть о чуде. Пренепременно о чуде, но не слишком... Люди снова поверили в чудо, это хорошо, это отвлечет их от научного атеизма прямо в лапы атеизма обычного. Только без эльфов!

– Верно - никаких эльфов.

– Может, хватит зубоскалить?

– Кстати, надо добавить несколько забавных сцен.

– Да, но только в диалоге. Что-то вроде игры слов...

– Негры?

– Афроамериканцы, Фарит, афроамериканцы.

– Ничего не имею против. Кого будем приглашать?

– Уилл Смит?

– Морган Фриман?

– Холли Берри?

– Нет! Только не негритянку! Их в последнее время и так полно...

– Значит Смит?

– Нет, найдем молодого и неизвестного. Только ради политкорректности, а сделаем ставку на белых. Черные белых по-настоящему уже давно достали...

– Тогда кого?

– Молодого и красивого. Посмотрим...

– Вы опять отвлекаетесь! С черными разберемся позднее, нам надо нормально начать! Бабушка говорит с внуком...

– Но о чём она говорит?

– "Знаешь, бабуль, а ведь ты, наверное, видела много за свою жизнь", - по-моему, лениво. И запятых много. И мало тире. Писатели обожают тире!