Таращило меня тогда нормально. Не первая моя пьянка, но, наверное, самая жестокая. Шоты коварны -- никогда не поймешь, до чего набрался, пока не встанешь из-за стола. Вот я и встал. А потом упал. А потом меня унесли.

Сам-то я не очень помню все это -- но это логично. Своими ногами я вряд ли дошел бы до медпункта, своими руками нипочем бы не разделся, своей задницей... неважно, в общем. А медсестрам нашим за это платят, между прочим. Так что первым, что я помню, была именно она -- немолодая некрасивая женщина в белом халате, похожая на очень мудрую и очень печальную лошадь. Она глядела на меня сверху вниз и возвышалась посреди сверкающей медицинской дребедени, как башня. Голова у меня гудела и была пустой и звонкой, словно барабан.

– - Кто я? Где я? Какой сегодня год?
– - прошепелявил я. Больше для драматического эффекта, конечно, потому что, несмотря на все мои усилия, вряд ли у меня получилось впасть в кому и пролежать в летаргическом сне двадцать лет. А интересно, кстати, какая жизнь была бы в две тысяча шестнадцатом!

Женщина пригляделась ко мне повнимательнее. Я изо всех старался не моргать, потому что ресницы, соприкасаясь, производили очень неприятный звук, вроде треска крылышек стрекозы. Наверное, для борьбы с этим кошмаром женщины и красят ресницы тушью.

– - Да у тебя же глаза в разные стороны смотрят... сотрясения, что ли? Может, тебе таблетку дать волшебную? Или клизму поставить?

Да, не очень у нас обстоят дела с медсестрами. Кризис в системе здравоохранения. Даже касторку не предлагают. Не говоря уже о настойке боярышника.

– - Опохмел мне волшебный надобен, -- поведал я таким голосом, что им можно было бы распиливать стены Хогвартса.
– - Лечить подобное подобным -- вот правильный метод, одобренный специалистами, и другого я не желаю. Чем я болел-то?

– - Алкогольное отравление, -- строго сказала медсестра. Или фельдшерица.
– - Мадам Помфри сказала, довольно серьезное. Жизнь твоя, говорит, болталась на волоске.

Врала наверняка. От бухлишка еще никто не умирал.

– - Вот, -- сказал я.
– - Отныне зовите меня "Мальчик, Который Выжил".
– - Злой лорд Спиртоворт, демон Алкоголь и прочие адские твари пытались утащить меня в свою кудрявую дымную бездну, но позорно просчитались. Я им не по зубам!

– - Вот кстати, -- женщина поглядела на меня уже более осмысленно. Ну, или это я уже начал адекватно воспринимать происходящее.
– - Ты пока без сознания лежал, наговорил много всякого, я даже кое-что записала... Про какого-то Темного Властелина, повелителя Змей, хранилища душ под названием хоркруксы, магическую тюрьму... Могла бы получиться интересная история. Я, знаешь ли, подрабатываю журналистикой немного -- статьи пишу. Можем сработаться.

Словом, сразу стало понятно, отчего у нас такие проблемы в медицине -- все подались в газетчики. И теперь катастрофа медленно перемещается и туда тоже. Но меня тогда это меньше всего волновало. Фельдшерица -- все же Джоанна ее звали, если склероз не изменяет -- выставила мне сотню галеонов золотом авансом, как автору идеи, и пообещала процент от продаж будущего бестселлера.

Мне-то процент, по совести говоря, был и вовсе не нужен, а сто галеонов уже жгли ляжку и просились на волю, суля неисчислимые бутылочки темного стекла с манящей надписью "Кениг Людвиг Дункель" -- но так показалось солиднее.

Тогда-то и началась вся эта бодяга. Сочинения лошадиной Джоанны неожиданно выстрелили -- да не просто так, а с шумом похлеще, чем у "Большой Берты". Народ ломился за книжками, словно укушенный, я в жизни не видел такого сумасшествия. Ну, я, натурально прочитал первую книжку -- обхохотался. Там и Хогвартс выписан первоклассной школой похлеще Оксфорда, и Дамблдор -- эдакий гениальный седовласый мудрец, и Хагрид -- недалекий, но, в общем, добродушный великан, и волшебники -- чуть ли не отдельная каста, ничего не имеющая общего с остальным миром...

Чушь это все, как вы уже поняли. На самом деле все не так. Но на это самое дело всем было глубоко наплевать. Поэтому все продолжало оставаться в шоколаде: народ сметал с прилавком книжечки, на карман мне капала веселая валюта, а Хогвартс... ну, продолжал оставаться самим собой.

Это довольно захолустная школа, если честно. Чуть пониже среднего уровня -- ну, это если Итон и Кембридж считать первым классом. Куча разномастного народа, настоящая сборная солянка, несопоставимая ни по уровню владения магией, ни по личным качествам. Попадаются и умные, вроде Гермионы, и обнаглевшие платники, купившие себе место, наподобие Драко, и откровенные идиоты, за которых на коленях ползали за директором плачущие родственники -- скажем, тот же Рон.

С учителями тоже дело обстояло кучеряво. На эту зарплату получалось взять только самых непритязательных. Старушка МакГонагалл, доживающая свой век в тихом маразме, или рассеянная, словно призма, мисс Стебль, или уже напрочь поплывшая башней Сибилла Трелони... Нет, Дамблдор, конечно, глыба и матерый человечище, но ведь и он тоже стареет, и это явно не идет ему на пользу. Единственный стоящий учитель здесь -- это Снейп, хотя чувство юмора у него малость странноватое для взрослого человека, да и пьет он по-черному. Один раз он запер директора в шкафу, пока тот спал. В такой ситуации трудно не пить. А наш трудовик Хагрид, кажется, не просыхает вовсе никогда, знай себе гонит самогон в своей хижине, да продает потом интересующимся старшеклассникам. Я у него числюсь в постоянных клиентах.