В ожидании прилива все входили в поварню Дядюшки. Но там уже полно народу набралось. И когда только успели прибыть! Сидят все кругом на лавках-нарах, на шестках, на полу, за столом. Чай шиповный попивают, заедая его вареными бычками, на большом блюде сложенными. И все смотрят в одном направлении — туда, где стол обеденный стоит. А за столом — главное диво: сидят на почетном месте незнакомые, впервые увиденные всеми русские люди — мужчина и женщина, а рядом с ними по-хозяйски восседает Дядюшка и уважаемые деревенские старики.

Вошедшие поздоровались и глаз не могут отвести от невиданных до того Дядюшкиных гостей. Что за люди? Откуда взялись? Мужчина удивлял своей необычайно густой рыжей бородой, а женщина — большими изумрудно-зелеными глазами.

Не успели пришедшие опомниться от неожиданной встречи с незнакомцами, как бородач вскочил с места, бегом кинулся к Миконде и давай его радостно тискать-обнимать.

— Николай, друг ты наш! — смеясь, приговаривал бородач. — Ох, брат ты мой! Вот не чаяли увидеться! Рады тебя видеть, рады!

А потом и женщина, красавица такая, встала и тоже Микондю как сестра родная расцеловала. Мужики до того были поражены, что застыли, онемев от изумления. Да что и говорить — где это слыхано, чтобы русский как брата родного обнимал таежного человека?!

А Микондя-то и сам не ожидал такой встречи, весь раскраснелся, совсем растерялся, только и сиял своей белозубой улыбкой да языком цокал. Слово не мог вымолвить.

Пока все разъяснилось да пока все разговорились… Оказалось, это те самые русские, которые встречались с ним шесть лет тому назад. Тогда они почти все лето со стойбищем Миконди кочевали в окрестностях Ушков, О них и рассказывал недавно в поварне Демьяна Микондя.

Тут сильный лай собак послышался от Дядюшкиного стана. Все начали выбегать из поварни: пароход уже стал гудки подавать, прежде чем остановиться. Необыкновенно торжественно сиял на нем алый флаг, еще ни разу на пароходах в наших местах не виданный!

Вскоре и шлюпка темной точкой показалась. Едут! Гребут! Смотрите — весла над водой вдали-то, на солнце, как иголки сверкают: блеснут и исчезнут, блеснут и исчезнут!.. Весь берег моря заполнен людьми. Все глаз не могли оторвать от плывущей шлюпки. А россейские-то — бородач и женщина за ним — помчались со всех ног с берега вниз, к самому прибою, что-то восторженно кричали, смеялись, руками размахивали, возбужденно пританцовывали. Женщина сорвала с головы белый платок и, смеясь и плача, стала им махать.

— Наши! Наши! — кричала она, размахивая платком, как крыльями, будто взлететь хотела.

Наконец долгожданная шлюпка подошла. Так ловко пристала — даже прибой ее не качнул. И видят все, стоя на берегу, — полно в ней людей. Выскакивают из шлюпки люди, обнимаются с бородачом и женщиной. Бабы, наблюдая за этой сценой на берегу, захлюпали, засморкались… А мужики стоят, вытянувшись и застыв, смотрят… Приезжие все одеты одинаково, непривычно — в болотнозеленых куртках, в фуражках того же цвета, над козырьками их — красные звездочки!

Микондя, стоявший рядом с дедом Тараруем, счастливо смеясь, обратился к нему:

— Дедушка! Вот они — красные!

Отделился от вновь прибывших высокий стройный человек, быстрым и легким шагом направился к толпе встречающего народа, остановился и звучным голосом произнес:

— Здравствуйте, товарищи!

Люди замерли… Вразнобой отвечали:

— Здоровате вам!

Все были расстроганы до слез от простого, неизвестного до того в обращении задушевного слова «товарищи». Люди ждали от нового «начальника» чего угодно, но только не такого человеческого вопроса, обращенного ко всем:

— Как вы тут, товарищи, живете? Хорошо ли? Не было ли здесь вооруженных бандитов, что немало горя принесли трудовому народу?

Высокий военный, первый высадившийся на берег, назвал себя командиром отряда Красной Армии.

Все были приятно поражены — оказывается, эти красные — свои люди! Удивляла простота в разговоре командира, обращение со всеми на равных. Прибывшие как родственников расспрашивали о жизни, о нуждах и даже о здоровье. После первой шлюпки прибыли еще три с грузом. Сроду в наши места столько людей не прибывало!

Из подошедшей второй шлюпки гребцы-матросы крикнули встречающим:

— Товарищи, получите хлеб!

И хлеб был удивительный — такого еще никто не видел! Наподобие продолговатого бревнышка, поперек разделенного на пять звеньев-буханочек коричневато-красноватого цвета, и на редкость душистый, вкусный. Отламывая по звенку-буханочке, матросы, молодые веселые ребята, стали им оделять всех встречающих, от мала до велика. Дед Тараруй, выставив свою бороду, сединой исполосованную, полюбопытствовал: